— Мы были как гейши, утонченные спутницы, которых приглашали на всякие мероприятия и ужины, чтобы придать обстановке торжественность; вдобавок мы устанавливали контакты.
Про контакты она заговаривала несколько раз. Когда Ева попыталась выяснить, какого рода были эти связи, Джеки ответила крайне неопределенно. Если не сказать ушла от ответа. Она считала это личным делом.
— Это были деловые контакты? — спросила Ева.
— А какие еще могут быть?
— Дружеские.
— И те, и те.
— У вас они сохранились?
— Частично.
Вот в таком духе. По крайней мере, для Оливии было очевидно, чего добивалась Ева: она хотела выяснить, были ли эти контакты клиентами. Клиентами не бутика, а другой сферы, для которой бутик был прикрытием. Для «Ред Вельвет», эскорт-бизнеса Джеки.
Но Джеки так легко не проведешь. Она чуть ли не смеялась, когда Ева в четвертый раз попыталась выпытать информацию о клиентах. Улыбка мгновенно исчезла, когда Ева задала следующий вопрос:
— Вы ведете реестр клиентов?
— Клиентов магазина?
— Нет.
— Не совсем вас понимаю.
— Реестр клиентов другого вашего бизнеса, который поставляет эскорт-услуги. «Ред Вельвет».
Оливия не понимала, как Ева отважилась задать такой вопрос. Она еще больше зауважала журналистку. Очевидно, сама Джеки недоумевала, как у той хватило духу. Ее взгляд, устремленный на Еву, принадлежал совершенно другому миру. Запретному. Взгляд этот сразу напомнил Оливии о предупреждении, сделанном Евой. За такой женщиной не стоит шпионить. Особенно если тебе двадцать три и за спиной у тебя ничего нет, если говорить честно. И ты считаешь себя Туре Свентоном.[19]
Оливия не могла не улыбнуться себе самой, смотря прямо в камеру ноутбука. Вдруг она вспомнила о немецкой полиции, которая изобрела вирус, способный взламывать компьютер и регистрировать все, что происходит перед камерой.
Девушка чуть опустила крышку.
* * *
Уже почти наступила полночь, когда Йелле проснулся в своем сарае. Медленно, мучительно, со слипшимися веками и большой улиткой во рту. Одолеваемый сильным похмельем и испачканный блевотиной. Как так вышло, он совсем не помнил. Потихоньку приподнявшись, Йелле прислонился к одной из стен. Он видел, как между досками струится ночной свет. В голове было мутно. Он сидел так довольно долго, чувствуя, как его заливает. Изнутри. Горячая волна ярости разливалась по грудной клетке и поднималась в голову. Йелле почти ничего не видел. Вдруг он резко встал на ноги. С неимоверной силой выбил дверь ногой. Доски разлетелись в разные стороны. Убийство Веры и его собственное предательство словно копье пронзили его тело. Он ухватился за косяк и вышел.