Наступил вечер. Ночь прошла тихо, как и следующая. Пустыня все так же однообразно тянулась от горизонта до горизонта. Все чаще налетал сильный холодный ветер.
Брэк быстро и без особых трудностей освоил верховую езду на верблюде и нашел такой способ передвижения весьма приятным. Кай и Кайя все так же молча садились каждый вечер у входа в шатер и почти не притрагивались к еде. Но Брэк заметил, что они все же стали бодрее и здоровее с тех пор, как вернулись к какому-то подобию цивилизованной жизни. Один раз он заметил, как Кайя смотрит на него с легкой улыбкой на губах. Сам того не желая, он улыбнулся в ответ. Пятна румянца тотчас же покрыли бледные щеки девушки.
Прошло еще два дня. Караван продвигался вперед. Как-то вечером брат Поль вывел своего мула из цепочки каравана и, обогнав остальных животных, поравнялся с ехавшим на верблюде во главе отряда Брэком. Капитан Горзоф, высматривавший подходящее для ночлега место, черным пятном маячил где-то далеко впереди.
Брэк посмотрел на монаха и сказал:
— Судя по тем братьям из вашего ордена, которых я встречал раньше, осмелюсь предположить, что и вы — хорошо образованный человек.
— Так говорят, — осторожно согласился монах.
— Что убило старуху? Все молчат, словно воды в рот набрали, до того перепугались.
— Может быть, они и правы. В молчании скрывается высшая мудрость.
— Но ведь что-то ее убило. Как знать, не появится ли вновь…
— Что? Какой-нибудь зверь? — Монах обвел рукой пустыню. — Не думаю.
— Тогда что же это было?
— У тебя какой-то обостренный интерес ко всему странному и непонятному. Я думал, что у варваров не столь пытливый ум.
— Ты был прав. Дело не в особом интересе. Просто здравый смысл подсказывает, что лучше загодя узнать побольше о незнакомом противнике. Вот и все. Что скажешь?
Несторианец прокашлялся и ответил:
— Знаешь, я в общем-то особо и не задумывался над этим…
— Твои глаза говорят другое.
Монах посмотрел на мощную фигуру варвара, нависшую над ним со спины верблюда. Подозрительность и страх были написаны на его лице. С большим трудом ему удалось изобразить безразличие.
— Одно дело — личные размышления, варвар. Высказать их вслух — совсем другое. Я вовсе не уверен, что все уши в этой компании дружелюбно слушают мои слова. Так что я лучше оставлю свои мысли при себе. Тем более что, судя по твоей манере держаться, ты презираешь мой орден и мою веру.
Брэк поморщился.
— Слушай, жрец, согласись, что ты скрываешь истинную причину своего молчания…
Но Несторианец уже повернул своего мула и направился назад, в хвост каравана.
В ту ночь, когда лагерь уже давно успокоился, Брэка разбудила музыка.