– Я про подобную хрень и не слышал никогда, – признался Костя. – Поэтому и заколебался.
Он сидел прямо на полу, прислонившись спиной к старому ковру на стене.
– Есть теория, – откашлявшись, сказал Картуз.
Он подошел к собрату-сталкеру и, кряхтя, уселся рядом. Устроившись поудобней, продолжил:
– Так вот, есть мнение, что некоторые аномалии могут эволюционировать. Ну, то есть развиваться, приспосабливаться к изменившимся условиям.
– То, что Зона переменчива, это я знал, – сказал Смычок. – Но эволюционировавших аномалий, честно говоря, не встречал.
– Это потому, что ты молодой еще, – фыркнул Картуз. – А я вот повидал за свою жизнь… Сама теория, конечно, не моя. Я их сочинять не умею. Но как-то тоже начал замечать, что та же «зеленка», к примеру, шустрей стала.
– Да ладно? – недоверчиво нахмурился Костя.
– Да, ты-то, понятно, этого не замечаешь, – отмахнулся от него «красный» сталкер. – Я ж говорю – молодой еще. Когда ты впервые в Зоне побывал? Лет пять назад? Вряд ли больше десяти.
Смычок промолчал, чтобы лишний раз себя не компрометировать. Картуз, впрочем, и не ждал ответа.
– На таком промежутке времени ты, конечно, разницу не увидишь. А вот представь мои тридцать лет стажа. – Он усмехнулся, явно гордый собой. – Я видел «зеленку» тогда, видел совсем недавно, и будь я проклят, если она не стала шустрей!
– Ну а причем тут наш «имитатор» и «зеленка»? – не понял Костя.
– А притом, что, возможно, он из какой-то банальной звуковой аномалии вырос, – предположил Картуз. – Сначала просто звуки издавал разные, потом научился повторять, а теперь даже голосом человеческим говорить научился…
– А потом и вовсе обзавелся зубастой пастью на длинной шее… Нет, может, ты и прав, конечно, – спешно добавил Смычок, видя, как нахмурился старик, – но не насчет конкретно этой аномалии, а в общем и целом. Хотя мне, честно сказать, не очень хочется верить, что Зона не просто меняется постоянно, но еще и прогрессирует. Она и без того полна сюрпризов, не хватает нам только, чтобы эти сюрпризы со временем становились еще… убийственней.
– Я про такую теорию тоже слышал, – подал голос Рома. – Говорят, Сдвиги – это, типа, тоже эволюция.
– Не «типа», а она и есть, – одобрительно кивнул Картуз. – Самое яркое доказательство.
Они помолчали. Смычок, глядя в окно, за которым бушевал ливень, размышлял о семье, которую снова покинул. Компания Ромы и Картуза ему не нравилась; если первый в целом казался неплохим парнем, то второй совершенно точно был человеком мерзким и подлым. Его напускное дружелюбие в разговоре с оперативниками вызывало у Кости отвращение. От подобных лицемеров Смычок всегда старался держаться подальше – такой и подставит при первой возможности, и руки не подаст в беде. Ирония судьбы: нынешних «красных» сталкеров в подавляющем большинстве случаев прежде знали как «черных». Их путь в старость был выстлан телами тех, кто имел глупость им довериться. Смычок иногда задумывался: а смог бы он жить с осознанием того, скольких людей угробил, чтобы дотянуть до седин? Костя не верил, что когда-нибудь забудет стеклянный взгляд Гены, устремленный в обманчиво-чистое небо Зоны, или «муляж» Колотушки, который по-хозяйски сидел за столом в неказистой кухне. Смычок до сих пор помнил каждого погибшего друга. К счастью, виноват (и то косвенно) он был лишь в смерти племянника. И, к сожалению, одной этой смерти хватало, чтобы денно и нощно заниматься самоедством. Страшно представить, что бы он испытывал, если бы таких «подвигов» за ним насчитывалось с десяток.