Пусть даже ученый — хер с ним, «обеспечим» — еврейские папы очень любят своих еврейских дочек.
Сема Качко не вписывался в пейзаж. И он это понимал.
В половине седьмого в «Восточном» появляется Сема в темном костюме и белой рубашке с галстуком: «Ребята, я иду в Филармонию…» Подумав, мы решили, что это жаргон.
«Кого дают?» — ошарашил Сему неожиданным вопросом находчивый Вова.
Находчивый Сема к ответу готов не был. Он задумался… Ответ тоже был ассиметричный.
— Я купил билеты во второй ряд, в центре, с рук. Бабок отдал немеряно… Какой-то крутой из Штатов — Ван Клиберн. Иду с невестой.
Повисло молчание. Представить себе Сему Качко в Филармонии никто не мог.
Подвел итог Володя:
— Раз. Встречаешься с девушкой, нам ее не показываешь. Два. Купил билеты в Филармонию. Три. Сколько можно было на эти деньги сидеть здесь?
— Сема? Давай мы тебе с девушкой здесь споем и даже станцуем!
— И стоить это тебе будет дешевле. Ты хоть знаешь, что тебя ждет?
Сема не знал. Без двадцати семь он ушел.
Мы сидели и грустно смотрели друг на друга. Сему было жалко — он не ведал.
Без двадцати восемь в зал влетает Сема:
— Наливай, у меня есть час!
— «Семь сорок», — заказал Вова оркестру.
Сема начал рассказ:
— Когда я с девушкой вошел в зал сразу понял: «Попал!»
Все люди одеты торжественно, но не круто, выпивших с виду нет, что тревожно.
Народу — толпа! Чего-то ждут, но на фуршет не похоже. Наверху даже стоят немолодые женщины. И тихо.
Вышел длинный кучерявый блондин, поклонился и сел…
С первых тактов музыки Сема ощутил беспокойство — никто не наливал, все сидели тихо, как замерли. Выпить хотелось страшно, чесался нос. Спина занемела, но пошевелиться он не мог — видимо, это не позволялось. Смекнул и делал вид, что завороженно смотрит на музыканта, но прикрыть глаза для лучшего слушания, как многие, не решался — боялся уснуть.
В перерыве он разыскал на хорах старушку, подвел ее к своему месту, усадил и, наклонившись к своей девушке, шепнул: «Фаня, я не могу сидеть, когда пожилая женщина стоит. Пусть бабуля посидит второе отделение, а я сзади постою, хорошо?» — и через две минуты с криком «Наливай!» он уже приземлялся за наш стол.
Я думаю, что никогда в жизни Фаня больше не встречала столь куртуазного молодого человека. Да и в Филармонии Фаня тоже тогда была впервые — в папиной лавке подобные молодые люди не попадались…
Мы с девушкой двигались в сторону обещанного за деньги отдыха. Город был темный, прохладный и пустой.
«Ладно, Юля, — думал я, — вот я сейчас посплю с ней, а потом мы вместе пойдем искать тебе подарок. За „шарлотку“. Извини, в магазине в момент приобретения подарка я ее трахнуть, к сожалению, не могу». (Привидилась обвисшая, круглозадая Юлька со своей улыбкой дегенератки.)