– Да, в общем-то, ничего жопораздирающего. У нас в деревне куры тоже какашки клевали! – победоносно, показывая свою осведомленность в зоологии, радостно лизнула мороженое девушка.
Я хотел было возразить, что гориллы куда более развитые существа, чем бесцельные куры, и раз они ходят на горшок, то… Но вступать в дискуссию о несовершенстве природы мне было лень, и я сказал очень строго:
– Все, хорош! Сейчас последний раз по мороженому и немедленно в район метро «Новослободская». Там есть отличнейший тенек и не менее знатный монумент Ильичу!
Что ж меня так к Ленину тянет?! Между тем тот монументик был действительно довольно примечательный. Во-первых, около него во времена былого распития никогда не дергали менты. А во-вторых, там был какой-то утерянный сейчас дворовый уют. У крошечного, почти карманного, бюста Ленина аккуратно росли анютины глазки, ноготки и прочая миловидная хрень. Между домами тамошние обитатели соорудили небольшой огородик. Там, за игрушечным заборчиком, даже с калиткой, обитали клубники, огурцы с помидорами, перцы, неразумными кустами ветвились крыжовник и смородина. Все это напоминало давно ускакавшее детство, когда в родном Столешниковом переулке и его окрестностях, в самом центре Москвы, таких садов-огородов было пруд пруди.
Да что Столешников! Еще в начале восьмидесятых на Метростроевской улице, ныне Остоженке, в паре километров от Кремля, были здоровенные лужайки с одуванчиками и лопухами, с добрыми и бестолковыми собаками, скучающими на привязи в уличных будках. Тогда там запросто развешивали белье между огромных яблонь и были даже гуси-куры, лениво топтавшие ныне золотые сотки берега Москвы-реки. Сейчас этот районец так и называется – «Золотая миля». Есть квартиры по сто штук баксов за квадрат. Трёхнуться можно. От безумия воспоминаний я не выдержал и по дороге купил четвертинку.
Облупленный бюст радостно сверкал свежевыкрашенной лысиной. Настроение было отличное. Тенек крайне располагал к выпиванию водки из ствола. Так, по чуть-чуть, отхлебывая, щурясь и ежась от проникновения внутрь дьявольских искорок.
Вероника щебетала о чем-то своем. Я же спокойно вращал в башке мысли. Здорово, что прошла зима, весна вот. А сейчас, хоть и жара самаркандская, но календарно все-таки конец весны. И как знатный фенолог, берусь утверждать, что зима – это дикая глухая пьянка. А вот весна – это светлая опохмелка, когда после утреннего принятия пива неожиданно голубеет небо и растрепанные от солнечного счастья воробьи вдохновенно чирикают бетховенскую «Оду к радости»!