Роман Флобера (Казаков) - страница 83

Мордавкин уже лупил околесицу без остановки. Его речь представляла собой гремучую смесь пафоса, патетики и словесного поноса. Причем, продолжая тему безвинно пострадавшей итальянской училки-проститутки, он теперь рассуждал о судьбах детей.

– Девушка! – Он положил руку на грудь проходящей мимо официантки, подержал секунд десять, потом убрал. – Девушка, где тут у вас есть приличный столик?..

Официантка дернула плечами.

– Так вот, – одухотворенно продолжал Петя, – в очередной раз, возвратившись в Россию из заграничного гнезда разврата, коим стала простая деревенька под названием Куршевель, мне совершенно не в кайф рассказывать о тамошних пьянках и прочих там бордельеро. Ну, свинтили в свое время миллиардера. И что?! Я там тоже на лыжах катаюсь. И санках. Ничего выдающегося в этом нет. Глупо и обыденно. Милая, немножко пивка для рывка на ваш тонкий вкус и как-то поактивней передвигайтесь. Канализация души требует.

Так вот. О чем это, пес, я?! Ах да! – продолжал мой друг, разговаривая вроде со мной, но все время как бы обращаясь к Веронике. Поэтому, видимо, Петька опять схватил ее за коленку. – Вот такая катавасия. В этот раз я наблюдал там за детьми наших богатеньких дяденек и тетенек.

Вообще, созерцание отпрысков российского капитализма оставило у меня двойственное впечатление. – Петька неожиданно вспомнил про свой плоский вискарь, на лице появился здравый полет мысли, но он был сиюминутен. Только на момент глотка из бутылочки. – Во-первых, это здоровые, крепкие, породистые дети. Это, конечно, хорошо. А вот во-вторых… Если наши олигархи страшно далеки от народа, то уж их чада к нашим людям вообще никакого отношения не имеют. Ха, вот что подумал. Интересно, вот Ходорковский, который в клетке сейчас шьет пляжные шлепанцы, стал ближе к народу?

Милая-любезная, вот память у рыб самая короткая среди живности – четыре минуты. Сейчас прошло три, а вы уже забыли про нас! То есть по мозгам вам до пикши еще грести и грести! Где пиво-то?!

Да-а, дети. В Куршевеле. Вот. Они этакая новая порода людей. У них свои детские сады, школы, гувернантки. Филиппинские повара просто для еды, французские кулинары для десертов, тренеры по гольфу, керлингу, рафтингу, подводному сноуборду и прочей верховой езде. Садовники, дворники и дворецкие, включая специалистов из Японии по правильному отрыванию бумаги в туалетной комнате.

Официантка подошла и нежно, но с запредельной опаской, как медсестра, делающая клизму заразному больному, поставила на стол пару кружек пива.

– Ну наконец-то. Да несли бы сразу штуки по три каждому. Что уж там! Даже у меня… – Мордавкин наклонился и, не поднимая кружки со стола, от души хлюпнул пива. Его глаза опять на секунду вспыхнули, он осмысленно заулыбался и даже повертел головой по сторонам. Видимо, чтобы зарегистрировать место сегодняшнего бытия. – Даже у меня не хватает того изгиба фантазии, которой обладают помощники олигархов, неутомимо выдумывающие разные загогулины для воспитания любимого ребенка своего великого руководителя. Они приглажены стилистами, ухожены визажистами, облизаны лизоблюдами. У них своя компания точно таких же детишек. Их счастливое будущее простирается за горизонт космической дали. Если, конечно, не дай бог, папу не шлепнут или не сунут в клетку. Внешнего мира они, как правило, не знают. Плохо это, хорошо, честно говоря, не знаю.