– Добрый день! Вы Анна Родионовна?
– Да, я.
– Вы работали в дни войны на эвакопункте детприёмника?
Женщина непроизвольно поправила волосы, чуть выбелив их мукой.
– А в чем, собственно, дело?
– Извините за вторжение, Анна Родионовна. Меня направили из горотдела милиции. Да нет, ничего особенного! Только несколько вопросов в частном порядке. Давайте познакомимся: Романовский Борис Николаевич.
– Проходите в комнату.
Через несколько минут они пили чай с горячими пирожками и неторопливо беседовали.
– Да, Борис Николаевич, я хорошо помню то время. Разве можно забыть? Детей привозили в холодных вагонах и на открытых автомашинах. Они уже не плакали. Они выплакали все… Были, много было из Ленинграда. Без волнения мы на них не могли смотреть! Ужас!
– Как определяли имя, фамилию ребенка?
– Если группа доезжала без особых приключений, у сопровождающих были списки.
– А самые маленькие?
– Некоторым в одежду вшивались пластмассовые солдатские патрончики. В них все данные. У других бирочки на шее, на запястьях. Но попадались и безымянные. Ведь в такой ужасной дороге терялись не только бирочки…
– И много безымянных?
Анна Родионовна задумчиво помешала ложкой в стакане.
– Были! Особенно малыши. Не все даже помнили имя.
– В этих случаях…
– Мы придумывали сами.
– Не помните ли, как попал к вам Семен Пробкин?
– Вы его знаете? – вскинула густые брови Анна Родионовна. – Ах да, вы же говорили, что работаете в аэропорту. Вместе с Сеней?
– В одной эскадрилье.
– Сеня и еще Вася Туманов – мои любимчики. Особенно Вася. А Сеня ершистым рос мальчиком, непослушным. Зато за все время нашего знакомства ни разу не соврал! Вася, тот ласковый был, его все любили. Навещают они меня и сейчас, только Вася реже. Оба мои крестники. Это я дала Семену такую неблагозвучную фамилию. И теперь, когда он вырос, казню себя. – Анна Родионовна взглянула на Романовского виновато. – Но если бы его тяготило, он мог сменить… Правда?
– Значит, Пробкин – не настоящая фамилия Семена?
– Вот Вася совсем не говорил…
– Извините, меня интересует сейчас Семен.
– И имя, может быть, у него неточно… В тот вечер пришло несколько машин. Ребята дышали на ладан. Их нужно было поскорее пропустить через регистратуру, баню, накормить и уложить. Мы смертельно устали…
Романовский слушал не перебивая. Он представил плохо протопленную тесную комнату детского приемника. Наскоро помытые и накормленные дети подходят к сестре Анне и протягивают бирочки.
Сестра списывает с них данные в журнал.
Вводят мальчика лет трех-четырех. В руках у него ничего нет. Анне все понятно. Она уже знает историю автоколонны, перевозившей этих детей через Ладожское озеро. Две машины ушли под лед.