Терещенко пришел к Аракеляну, когда тот набрасывал конспект своего выступления на отчетно-выборном собрании. Доклад он решил подготовить острый и несколько не обычный по форме. Для этого нужно было время и уединение, поэтому приход командира его не очень обрадовал.
– Присаживайтесь, товарищ командир.
– Благодарю, Сурен Карапетович. – Терещенко сел на стул верхом, опершись локтями о спинку. – Давно хочу спросить вас, почему за долгое время совместной работы вы ни разу не назвали меня по имени-отчеству?
– Я из военных. Дисциплина. А в общем, как-то не задавался этим вопросом.
– Гм… Нехорошо, парторг, приехали и не соизволили доложить о командировке.
– Я написал финансовый отчет и сдал в бухгалтерию. Остальное расскажу на бюро, в пятницу.
– Как оценили нашу работу?
– Мою плохо… Вашу? Насколько я понял – удовлетворительно.
– Гм… Ну, а…
– Вы хотите спросить о конечном результате? Почти все обвинения, изложенные в вашем рапорте, я признал.
– Еще бы! Факты!
– Признал потому, что понял одну и самую большую свою ошибку: инертность, штамп в работе с людьми. Бумага задавила нас. Чуть что: «Напиши заявление!», «Напиши объяснительную!», «Напиши характеристику», «Подай рапорт!». А послушать человека все времени не хватает. Будто не живые, а нарисованные люди с нами общаются. Бюрократы мы, товарищ командир, отпетые.
– Ну, это, дорогой, самокритиканство! На моем веку я перевидал партийных работников, но не многие из них вращались среди народа столько, сколько вы. Наша большая организация всегда чутко прислушивалась к голосу партии!
– Зато я, полномочный представитель партии, оказался не на высоте, если говорить в вашем возвышенном стиле.
– Сурен Карапетович, – прервал Терещенко. – Вы передали разговор… тот… Помните?
– О куклах и ниточках? Как же, помню… Нет. Я решил, что, говоря о жизни, как о кукольном театре, вы шутили. Правильно?
– Совершенно! – Терещенко облегченно вздохнул.
– И поэтому, когда мне предложили перевод с повышением, я отказался. Сказал, что мы отлично понимаем друг друга, и заверил, что работа пойдет на лад.
– Вы не притворяетесь, Сурен Карапетович?
– Я уверен, что работа пойдет на лад.
Терещенко встал, подошел к окну и с минуту рассеянно поглядывал на улицу.
– Ну что ж, – наконец произнес он. – Воля ваша. Тогда к делу. Отряд вошел в плановый график. Большинство прорех, указанных комиссией, залатали. Моральный климат не хуже, чем у других, финансовый – подтягиваем к запланированному. И все это за один месяц, больше половины которого – не в обиду будет сказано – вы отсутствовали.