– Меня зовут Людмила Тимофеевна, – начала она.
Людмила Тимофеевна, – «пережевал» мысленно имя новой знакомой мужчина. Еще одно имя в череде сотни имен. Жертвы, свидетели, журналисты, понятые, родственники, снова жертвы… Нет, в такой круговерти он, даже если бы захотел, не запомнил бы его. А вот лицо женщины показалось ему знакомым. Возможно, он видел ее на одном из постеров книжного магазина, который проходил каждое утро по пути на работу.
– Людмила Тимофеевна, а что вы написали? – Мужчина нахмурился – лучики-морщины разрезали кожу чуть выше переносицы. – Какие книги Вы написали? – увидев недоумение в глазах собеседницы, уточнил он.
Женщина откашлялась (он видел – она нервничала) и произнесла:
– Эта будет первой.
– Это хорошо.
Она нервничала. В его присутствии все нервничали. Поэтому он скорее одобрял ее такое привычное поведение, а не решение написать очередную графомань. Книги он терпеть не мог с детства, хотя на его полках стояли Пушкин и Есенин, но это так, для сбора пыли.
– Ну и как вы собираетесь ее назвать?
Ему это было совершенно неинтересно. Он спросил, чтобы поддержать беседу. Он хотел, чтобы она расслабилась и перестала его бояться. Сейчас не страшно, совсем не страшно. Страшно будет потом.
– Я еще не решила. Возможно, после нашего разговора я уже буду знать название.
– Я в этом не сомневаюсь. – Он улыбнулся. Женщина на секундочку взглянула на него и снова отвела взгляд. – О чем бы вы хотели узнать? Спрашивайте.
Она хотела узнать все, но понимала, что это невозможно. Временные рамки и нежелание собеседника открываться этому мешали. Откровенность подсудимого кажущаяся. Ни один человек не открывается до конца. У кого-то мысли и действия сами теряются в лабиринтах памяти, кто-то намеренно уводит их туда. А кто-то хранит «шкатулку с секретиками» у себя под боком, но достает оттуда только то, что считает нужным. И никогда не опустошает ее до конца. С чего же начать? Людмила Тимофеевна взяла в руку карандаш, который выложила скорее для солидности. Карандаш в руке, по крайней мере, успокаивал тряску. Она сильнее сжала его и спросила:
– Зачем вы убивали?
– Вы спрашиваете, зачем я убивал? Ну, как вам объяснить… – Он задумался. Вот это она и называла «шкатулкой с секретиком». Он явно перебирает, отделяет то, что можно сказать, от того, что нужно спрятать глубже. – Поймите, для меня жизнь без убийств – как для вас жизнь без еды. Потребность, понимаете? – Он улыбнулся так, будто пытался завоевать ее доверие. Доверие маленькой девочки. – Я чувствовал себя отцом этих людей. Богом, если хотите. – Снова эта дурацкая улыбка всезнайки. – Я открывал им дверь в другой мир. Я отпускал их в новую жизнь.