Рука женщины дернулась назад, как если бы ей хотелось отвесить ему пощечину, однако она не посмела этого сделать. «Не ты ли та, другая?» – подумалось ему. Впрочем, наверное, все-таки это была не она.
– А Юнити Беллвуд здесь бывала? – спросил суперинтендант вместо этого.
На лице его собеседницы отразилось полное недоумение:
– Никогда не слыхала этого имени. Не та ли это девушка, которая погибла на сей раз?
Невзирая на все старания, в голосе ее слышалась нотка печали, а возможно, и вины.
– Да. Только она не кончала с собой. Ее убили. И она также была беременна, – рассказал Томас.
Художница потупилась:
– Жаль. Я поставила бы все что угодно, на то, что он впредь не допустит ничего подобного.
– Возможно, он и ни при чем. Пока не знаю. И спасибо за откровенность.
– У меня не было выбора, – отозвалась женщина недовольным тоном.
Полицейский улыбнулся, шутливо и победоносно.
Домой он явился поздно. Инспектор Телман смог добавить лишь немногое к составленному им представлению о компании, собравшейся на Холл-роуд. В этом доме поселилась горстка людей, искавших некую разновидность свободы, которая, по их мнению, должна была принести им счастье. Однако свобода эта, наоборот, наделила их смятением и трагедией.
Они изменили по крайней мере часть своих обычаев, но не пожелали признать ошибку или отречься от вздорной мечты. О Дженни вспоминали нечасто. Телман узнал о ней от одного из детей, не особо молчаливого десятилетнего парнишки, слишком заинтересовавшегося мрачными историями лондонского Уайтчепела, в обмен на кое-какую фактическую информацию о собственном, на его взгляд, нудном окружении.
– Развратники, – с осуждением проговорил инспектор. – Причем безо всякой причины. Вот если б они были бедными или невежественными…
Он с великим сочувствием относился к старым, больным или бедным, хотя редко кому открывал свои чувства. Однако от тех, кого этот человек ставил выше себя, или тех, кто считал себя таковым, он ожидал высокой нравственности, и если ее не обнаруживалось, относился к таким людям с презрением.
– Никакого почтения, – добавил он. – Никакой благопристойности.
Сидя в поезде на обратном пути, Питт всю дорогу размышлял над тем, что скажет Шарлотте. Она обязательно спросит его, где он был. Все, что имело какое-то отношение к Доминику, воспринималось ею с особым вниманием. А поступок Кордэ по отношению к Дженни никакого оправдания, по сути дела, не имел. То, что, по мнению их компании, она могла бы жить, деля его с другой женщиной, оправданием служить не могло. Доминик был в два раза старше нее, и уже был женат на Саре и превосходно знал, что подобная свобода ни к чему хорошему не ведет. Он был здесь таким же недалеким и увлекающимся, как и в те времена, когда жил на Кейтер-стрит, ловя удовольствия там, где они предоставлялись, и не пытаясь предусмотреть их последствия.