Глаза ее пожилого собеседника преисполнились удивления:
– Не могу даже сказать, насколько я восхищен вами, миссис Парментер! Вы являете всем нам пример душевной силы и веры.
Вита улыбнулась в знак благодарности. Трифена теперь стояла за ней, спиной к церковным дверям, а Кларисса остановилась с другой стороны от матери, ближе к скамьям. Мэлори прятался за ними, очевидным образом считая себя виноватым в самом посещении протестантской службы. Она была для него слишком знакомой, отнюдь не чужой – и полной памяти о мгновениях его нерешительности, неполной веры, утверждений, двусмысленных и сделанных без уверенности. Шарлотте даже показалось, что она заметила в линии губ молодого человека некое сожаление, ощущение того, что, не желая пребывать здесь, он одновременно сердится на то, что Доминик, пусть и отчасти, исполняет ту роль, которая должна бы принадлежать ему. Младшему Парментеру предстоит еще долго пожить, чтобы понять ту любовь, о которой говорил Кордэ. Миссис Питт задумалась над тем, какие ранения должна была претерпеть в молодости вера Мэлори, чтобы до сих пор оставаться настолько ранимой. Сколько же раз считал он себя оставленным?
Мимо прошли еще с полдюжины прихожан, произносивших неловкие соболезнования и торопившихся прочь сразу же, как только этого позволяли приличия.
Подошла еще одна пожилая леди, сперва кивнувшая и улыбнувшаяся Доминику:
– Я не могла даже представить, мистер Кордэ, что кто-то может сказать здесь такие слова, которые могут принести мне утешение, однако вы идеально справились с делом. Я запомню вашу короткую речь на тот случай, когда буду горевать и сожалеть о чьих-нибудь поступках. Я так рада, что вы сумели сказать столь прочувствованные слова о преподобном Парментере.
– Благодарю вас, – улыбнулся в ответ священник. – Ваше одобрение много значит для меня, миссис Гардинер. Насколько мне известно, преподобный Парментер весьма ценил вас.
С довольным видом дама повернулась к Клариссе, a затем Трифене. Мэлори отступил назад, словно бы подчеркивая свою отделенность от всех остальных.
Епископ, тоже стоявший отдельно, елейно кивнул:
– Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли, миссис… э…
– Я пришла не из чувства любезности, – сухо проговорила старая леди. – Я пришла для того, чтобы проститься с человеком, чье благородство меня восхищало. Не важно, как он умер. При жизни он относился ко мне с большой душевной щедростью, проводил со мной время, представлял всякую возможную помощь…
Она отвернулась от побагровевшего Андерхилла, не заметив, как вспыхнули глаза Айседоры и как она посмотрела на Корнуоллиса, встретив полное симпатии выражение на его лице.