– Сколько?
Щелк!
Длинный кнут с гранёным жалом на конце саданул по пластинам юшмана с поистине нечеловеческой силой, согнув Еналея в мучительном кашле. Следующий удар и вовсе сбил с ног, разодрав штаны и добротные сапоги до самого мяса, и едва не сведя в беспамятство огнём режущей боли. Но пугало даже не это – а мягкая полуулыбка юного предводителя урусов и дурные глаза его кабардинца, явно примеривающегося зубами и копытами к человеческой плоти.
– Семь сотен… И ещё три десятка.
Услышав то, что хотел, юноша тут же потерял интерес к скукожившемуся на земле степняку, направив злобно похрапывающего жеребца в сторону бывших полоняников. Сбившиеся во время скоротечного боя в одну большую кучу, поверившие в избавление от горькой доли невольников – парни и мужчины истово молились, горячо благодаря тех, кто взрезал их верёвочные путы. Девицы через одну бессвязно рыдали или радостно голосили, ну а мальчики… Они больше всего напоминали нахохлившихся воробушков – насмерть перепуганные пленением, оглушённые смертью родителей, мальчики просто боялись покинуть ставшие в какой-то мере привычными повозки. Спешившись у одной из них, царевич Димитрий присел на бортик и добродушно улыбнулся сероглазому малышу.
– Держи.
Шестилетнее дитя вцепилось в великоватую для него рукоять боевого ножа так, что стало ясно – обратно забрать не получится.
– Как тебя звать?
– Вихорка.
Погладив непослушные прядки волос, первенец великого государя мимоходом глянул на княжича Мстиславского и пошёл далее – уже не видя того, как его ближник прямо с седла подхватил успокоившегося малыша и посадил перед собой.
– Ну что, Вихорка, умеешь конём править? Устраивайся поудобнее, да берись шуйцей за повод.
Остальная свита на это только переглянулась – причём с хорошо скрываемой завистью. Опять Федька их обскакал! Хоть они и не знали, зачем их господин отбирает для себя худородных мальцов и юниц, но участвовать в этом всё одно желали – как и во всех прочих делах и заботах государя-наследника. Потому как если не будут участвовать они, значит, найдётся кто-нибудь другой – а пускать лишнего в тесный круг Малой свиты никому из родовитых юношей не хотелось. Самим места мало!!!
– Как тебя звать, девица?
– Хорошава…
Ойкнув, недавняя полонянка залилась испуганным румянцем, наверняка костеря себя разными славами за то, что назвалась языческим именем. А царевич, почитаемый многими чуть ли не за святого (а то и без всяких чуть), оглядев выпирающие сквозь тонкую и слегка подранную поневу стати рыжеволосой девицы, выразительно хмыкнул: