Ла Тремуй с большим удовлетворением сложил полученное письмо и сжег его над свечой, при свете которой его читал. Затем достал другое, прочитанное ранее, и углубился в его изучение.
Первое письмо было от супруги мадам Катрин, второе – от герцога Бургундского. Их Ла Тремуй и получил, и читал с великими предосторожностями. Но, если с первым всё уже было понятно, то со вторым он пока не определился. Или письмо тоже следовало сжечь, или…, или… Или заставить, наконец, выстрелить, подобно бомбарде, дающей сигнал к началу сражения!
Но прежде следовало понять, не полетят ли осколки в самого Ла Тремуя, для чего министр и склонился снова над письмом, взвешивая и, толкуя с разных сторон каждое слово.
Что ж, Филиппа, как и герцогиню, нельзя было упрекнуть в безрассудстве, хотя страсти, владевшие им, были так же сильны, если не сказать больше. Герцогиня страдала всего лишь от любовной горячки, тогда как герцог, теряя город за городом, пребывал в бешенстве по целому ряду причин. Его свадьба снова была отложена, отношения с Бэдфордом, и без того натянутые после Орлеана, обострились, кажется, ещё больше из-за требований Филиппа отдать ему контроль над Парижем, и подозрений регента в том, что недавний союзник близок к измене. Но самое большое бешенство вызывала в герцоге Бургундском медлительность самого Ла Тремуя, от которого давно уже ждали каких-то действий. «…Мне не претит вести мирные переговоры, поскольку их желал ещё мой отец. И то, что вести их следует с его убийцей, не может браться в расчёт никем, поскольку желание моё только о мире… Тем более странно нам понимать и принимать Ваше бездействие, особенно теперь, после предупреждений, которые Вы получили от нас ещё до начала похода вашего дофина, и подтверждения которым, наверняка, продолжаете получать…».
Да, в осторожности Филиппу не откажешь – ни одного конкретного намёка, ни одного оборота, который нельзя было истолковать иначе, чем устроило бы Ла Тремуя. И в то же время, полная убеждённость в своей правоте. Иными словами – то, что нужно!
Ла Тремуй сложил письмо и сунул его за нагрудник. Пригодится. Обязательно пригодится! И очень скоро, судя по всему. «Надо только посмотреть, как сложатся дела в Реймсе», – подумал министр и сел писать записку для де Вийо с указанием, где и каким образом они должны встретиться.
Эти встречи происходили всегда в людном месте, на глазах у многих. Не слишком почитаемый при дворе герцогини, увечный конюший нашёл себе дело в обозе у её сына Шарло, что позволяло Ла Тремую периодически «натыкаться» на него во время прогулок по тылам ставшего на привал войска. А поскольку указания, которые он во время этих встреч еле заметно давал, всегда были хорошо продуманы и сведены к паре-тройке фраз, им не требовалось даже надолго задерживаться друг с другом, избегая ненужного интереса со стороны.