– Как близко вы всё принимаете к сердцу, – заметил святой отец. – Неужели дело так плохо?
– Да, неважно.
Ла Тремуй потёр рукой подбородок. Задумчивость не покидала его до самого шатра, но на пороге оцепенение спало, и министр сделал широкий приглашающий жест.
– Всё-таки, ваше преосвященство, как бы плохо ни было ближнему, это не повод, чтобы отменять насущное. Думаю, кушанья нас совсем заждались. Бедняге окажут помощь лекари, а мы вряд ли поможем ему скорбью и голоданием.
Архиепископ, на всякий случай перекрестился и возвёл глаза к небу. Вечные болезненные слёзы в них сейчас оказались кстати.
– Вы правы, дорогой Ла Тремуй. Скорбный человек сам себе притягивает беды, а нам с вами хватит и тех, что уже были.
– Аминь, – уважительно подхватил Ла Тремуй, беря архиепископа под руку.
Пока слуги подносили господам кушанья, разговоры в шатре в полной мере оправдывали желание собеседников не притягивать беды. Но, когда после десерта Ла Тремуй всех отослал, архиепископ вдруг тяжело вздохнул.
– Как всё же отрадно сегодня видеть сражения, не приносящие смерти. Радостные лица, весь этот праздник… Мы так давно ничего подобного не видели.
– К чему же тогда этот тяжелый вздох, раз всё так хорошо? – заботливо поинтересовался министр.
– Боюсь обмануться, дорогой Ла Тремуй. Кто-то готов безоговорочно предаться веселью, но я – служитель Господа нашего – я обязан смотреть намного дальше и предугадывать волю Его… Мне известно ваше страстное желание примирить герцога Филиппа и нашего нового короля. И господин де Савез, навещавший Реймс совсем недавно, тоже показался мне человеком крайне миролюбивым. Думаю, совместными усилиями, вы были бы способны склонить своих сюзеренов к голосу разума и подтолкнуть их к возобновлению переговоров. Это могло дать нам перемирие, вроде того, которое было во времена правления Шарля Безумного, упокой Господь его страдающую душу.
Ла Тремуй опустил глаза.
– Несомненно, – сказал он.
И замолчал.
Архиепископ выждал немного, потом удивлённо поднял брови.
– И это всё, что вы можете сказать?
– Это всё, что я могу, – скорбно откликнулся Ла Тремуй. – Влияния, которым я пользуюсь при дворе явно не хватает, иначе переговоры уже велись бы.
– Но мне показалось, его величество настроен более миролюбиво, чем его окружение. И кому, как не вам, помочь ему найти направление для миролюбия.
Ла Тремуй покачал головой.
– Его величество связан по рукам и ногам. Вы же видите, что происходит – эта Дева стала священной орифламмой для войска. Король всем ей обязан, и пока она возле трона мы не перестанем воевать.