– И, что вы такое, сударь, раз уж вас назвали подарком? – спросил он.
Неподвижные, с тяжёлыми отцовскими веками, глаза способны были смутить любого. Но де Вийо оказался достаточно внимательным ко всем переменам в интонациях и взглядах, чтобы понять – им заинтересовались всерьёз. Поэтому, не смущаясь, тем же шутовским тоном, которым когда-то дерзил герцогу Анжуйскому, он ответил:
– Я ценные сведения, ваша светлость.
«Вот теперь я отомщу!»…
Подслушав, после завершения проверки, разговор мадам Иоланды с Жанной, конюший Жан де Вийо не мучился долгими размышлениями о том, у кого искать поддержку своему порыву. Во всём, что касалось отношения к герцогине Анжуйской, не было у него души более родственной, чем господин де Ла Тремуй.
С того самого дня, как мадам привезла в Шинон дофина и весь двор, де Вийо только тем и занимался, что наблюдал. Сначала, правда, никаких коварных замыслов он не вынашивал, поскольку понимал – тягаться с герцогиней, достигшей такого могущества, и смешно и глупо. Он только отчаянно пытался привлечь к себе внимание кого-нибудь из знатных господ, вплоть до самого дофина, лишь бы жизнь его сдвинулась с точки мёртвого, незначительного прозябания. Но попытки были тщетны. Несколько старинных знакомцев, которых он помнил при Анжуйском дворе на должностях куда менее значимых, чем теперь, обещали, было, своё покровительство, но только обещаниями и ограничились. И несчастный конюший вынужден был пройти весь унизительный путь от надежды, разочарования, зависти и обиды до полного отчаяния, венцом которого стала всепоглощающая, страстная ненависть к виновнице его унижений.
Вот тогда он и начал наблюдать более пристально, уже грея в душе последнее, что ему осталось – желание отомстить.
На то, чтобы разделить двор на «своих» и врагов много времени не ушло. Как, впрочем, и на то, чтобы понять – дофин начал уже тяготиться чрезмерной заботой матушки, которая, по счастью, пребывала в бесконечных разъездах, верша государственные дела. Де Вийо сразу сделал ставку на Ла Тремуя и не прогадал. Граф так стремительно прибирал к рукам двор и так ловко манипулировал общественным мнением, что конюший даже испытал некоторую досаду – ему ничего не оставалось! Не было даже щели, через которую можно было бы подставить мадам, хотя бы, мелкую подножку!
Но тут, на его счастье, пришло известие об этой самой Деве!
Тонким чутьём наблюдающего де Вийо сразу уловил, не высказываемое вслух предположение, что приход Божьей посланницы герцогиней как-то подстроен, и понял – настал его час! Он мелок – да! Но он настолько мелок, что будет незаметен за любым углом, и потому в узел завяжется, но найдёт, обязательно найдёт что-нибудь такое, что позволит уличить либо саму мадам, либо её ставленницу в шарлатанстве. А лучше всего, поймать сразу обеих, с поличным, в тот момент, когда они будут в очередной раз договариваться! То-то будет пощёчина по холёному лицу герцогини!