* * *
Сегодня почтовый день был, как никогда утомителен.
Мадам Иоланда перебрала только половину посланий, и ни на одно не ответила. Лишь велела секретарю отложить особо важные, чтобы ответить потом.
– И хватит на сегодня, – сказала она устало.
Секретарь слегка помялся.
– Тут есть ещё кое-что, ваша светлость. Не знаю, насколько эти сведения для вас важны, но я их пометил, как срочные.
И протянул письмо.
Написано оно было очень аккуратно. Пожалуй, даже слишком. Так обычно пишут соглядатаи.
– Что это? – спросила герцогиня, не трогая письма.
– Это доклад, сделанный вчера его величеству. Для вас сняли копию…
Герцогиня взяла бумагу и пробежала глазами по первым, попавшимся на глаза строчкам.
«… Затем, означенная девица, в сопровождении братьев, выехала из их дома в Меце и отправилась в Марвиль на празднование Троицына дня, где её приветствовали, как Деву Франции, известную под именем Жанна. Говорят, накануне она имела приватную беседу с сиром Николем Лов, и, по его словам: «поведала она ему многое, и уразумел он тогда вполне, что перед ним сама дева Жанна Французская, которая была вместе с Шарлем, когда его короновали в Реймсе…».
Листок выпал из руки на стол. В груди что-то тонко застонало и оборвалось.
Две реки… Два потока слёз, которые она пять лет назад пролила от бессилия. Теперь всё пересохло.
Герцогиня встала и подошла к окну.
– Нет, – пробормотала она, глядя куда-то вдаль так отрешённо, словно смотрела в будущее. – Об этом больше нечего сказать… И с меня довольно этой истории…