Он не хотел, чтобы другие знали о его деяниях в свите Пазвантоолу, об отличиях, которые он получил, или о его последних подвигах, благодаря которым он награбил много денег и сделался окружным начальником.
Он вскоре снова вызвал Дели Софту и Метексу Марчовского, чтобы поделиться с ними своими административными заботами. Оба излюбленные советника явились, как всегда несколько встревоженные неожиданным приглашением начальства.
— Вот чего требует, господа, этот нечистый сын ислама: чтобы паша прислал ему двести вьюков зерна, — тогда он готов разговаривать с нами! Вот мерзавец!
Он весь дрожал. Как? Власть дожила до того, что ей приказывают вчерашние голоштанники?
— Да ведь если судить по закону, Ибрагим-ага, — сказал Дели Софта, — то человек прав: что же и заставляет этих людей бунтовать, как не голод? И мы бы поднялись, будь мы на их месте: хорошо, что в нашем краю земля родит и то и другое и мы не голодаем.
— Браво, Дели Софта, хорошо сказал! — произнес Кара Ибрагим, холодным взглядом окинув собеседника. — Иной бы подумал, что ты потакаешь Синапу и творишь его волю!
— Нет, Ибрагим-ага, я ему не потакаю, но говорю, что когда люди дохнут с голоду и у них темнеет в глазах, то они сами не сознают, что делают. Ведь говорит же пословица: голодный пес и печку порушит. Правда, чечинцы не только развалили печь, но и подожгли дом, и пожар разлился по всему государству. Голод — плохой советчик, так гласит старая истина, которую пашам пора бы знать!
— Меж нами будь сказано, Дели Софта, я за пашей и понюшки табаку не дам, — переменил тон Кара Ибрагим. — Но ведь надо же нам защищать дин-ислам?
Кара Ибрагим вынул официальную бумагу, развернул ее и сказал:
— Вот! Сколько времени прошло, Метекса, с той поры, как мы читали первый фирман падишаха, отца нашего?
— Да месяцев шесть, Ибрагим-ага.
— Подумай! За шесть месяцев зло не только не умалилось, а еще возросло! Вот что пишет наш высокий повелитель: «Гнев моей императорской особы до крайности возбужден против непокорных и поднявших голову разбойников, ибо они вместе с христианами подрывают основы моей державы».
— А! — произнес Кара Ибрагим, пригнувшись к узенькому окошку. — Однажды их уже помиловали, мерзавцев. Вот, слушайте: «Они полагают, что если лицемерно будут просить моей высочайшей царской милости, то их помилуют. Однажды они уже это сделали хитростью и обманом, и им были прощены их преступления...»
— Тю! — перебил себя Кара Ибрагим. — Султан, султан, есть ли у тебя мозги в голове?..
И он прикусил губу от досады при мысли, что и на сей раз разбойники могут вывернуться. Потом продолжал: