Из двух способов доставить себе трудности я наверняка не выберу ложь. Понятно?
— Разумеется, — сказала она, — но не понимаю, как это связано с тем, что я не даю себе посмотреть на то, что дорого мне, — на мое ожерелье и на вас, конечно. Мне ужасно хочется увидеть и его, и вас. О, не обольщайтесь! Но я сдерживаюсь. Разве то, что я запрещаю себе делать то, что мне больше всего хочется, — это не признак силы?
— Милая леди, — отозвался я. — Бог создал Адама, а потом они оба сообща создали Еву — и именно поэтому результат вышел таким неопределенным.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила миссис Эрнли.
— Не нужно было привлекать к этому Адама, — сообщил я ей. — Человек — это, конечно, высококлассный инструмент. Но, думаю, в этом случае он оказался всего лишь любителем и упустил из виду, что нужно установить стабилизатор.
— Как грубо! — выкрикнула она.
— С правдой всегда так, — сказал я. — Я не из тех, кто будет отводить глаза, когда смотрит на чужие грехи. Чувствую себя братом по крови со старым сэром Альмотом. Думаю, он свое имя заслужил. Меткий стрелок.
— О чем вы вообще? О словах или о смысле? — спросила миссис Эрнли, искренне недоумевая.
— И о том и о другом, — ответил я. — Если бы этот аматор-недоучка Адам добавил стабилизатор! Немного логики — и вы могли бы самостоятельно разобраться в этом. Давайте поспорим? И ставкой будет та сумма, которую вы должны будете заплатить мне за провоз ожерелья мимо таможни, — двадцать пять тысяч долларов.
— Что… что вы имеете в виду? — спросила она, слегка заикаясь, и ее лицо заметно побледнело. — На что вы хотите спорить?
Миссис Эрнли уставилась прямо мне в глаза — очень пристально и со все нарастающим вниманием.
— Что вам не удастся самой провести таможенников и спрятать ожерелье, — медленно произнес я, уверенно глядя на нее. — Я не прошу платить мне комиссию, я оба раза отказывался, когда вы предлагали мне это; но если бы я согласился сделать это за полные пять процентов, то для вас эта сделка стала бы весьма успешным капиталовложением.
Она побелела как бумага и вынуждена была схватиться за перила мостика, чтобы удержаться на ногах, но мне было ни капельки не жаль ее; если бы я мог сокрушить в ней подлость Молотом стыда, я бы не колеблясь сделал это!
— Почему у вас не хватило душевных сил сказать мне правду, когда ситуация могла разрешиться в вашу пользу — сколько там составляют два с половиной процента от миллиона? — сказал я. — Почему вы просто не сказали мне, что не можете себе позволить заплатить так много? Я бы освободил вас от обещания в тот же миг! Более того, я бы зауважал вас за то, что у вас хватило смелости сказать мне правду, хотя мне и было очень жаль, что я открыл в вас такую черту, как подлость; ведь вы очень богаты и могли бы заплатить мне вдвое больше того, что я запросил. И я не требовал, повторяю, чтобы вы платили мне комиссию! Я бы сделал это бесплатно — просто ради нашей дружбы, но раз уж вы превратили это в сделку, то я и стал относиться к этому, как к сделке! Вы предложили мне сохранить для вашего кошелька шестьсот тысяч долларов с риском потерять и свободу, и должность капитана на этом корабле — и я согласился принять за это от вас двадцать пять тысяч долларов!