Жаклин открыла ее. Кончики были истерты, но все они находились здесь, даже мелковая «аристократия», представленная серебряным, золотым и бронзовым. Давно забытые воспоминания сжали ее сердце, вызвав почти ощутимую резкую боль: первый день в школе, новые носки, прикрывающие щиколотки, и Мэри Джейнс, яркая атласная лента, стягивающая ее волосы.
Портфель, полный школьными принадлежностями. Желтые карандаши с заточенными концами, острыми, как иглы, тетради с чистыми белыми листами и новая коробка мелков, переливающаяся всеми цветами радуги. Сорок восемь цветов, если ты была послушной девочкой, шестьдесят четыре, если у тебя были снисходительные папа и мама. Волнение, когда ты раскрашиваешь корону королевы своим настоящим золотым мелком; правда, он не выглядел как настоящее золото, но ты знала, что это золото, а твоя самая ненавистная одноклассница Бетси с белокурыми вьющимися волосами не имела золотого цвета в своей коробке.
Жаклин забросила мелки обратно в ящик и закрыла его. Потом с глубокомысленным выражением на лице подошла к шкафу с выдвижными ящиками и вытащила верхний.
Солнце висело низко в небе, его золотые лучи пробивались через запыленные окна, выходящие на запад, когда Жаклин вышла из задумчивого состояния и захотела узнать, что же беспокоит ее. Звуки протеста, исходящие от ее постоянно чего-то требующего желудка? Нет. Звуки шли откуда-то снаружи.
Она посмотрела в окно. Что-то прилипло к стеклу.
Жаклин смогла различить пару глаз, ярких и осторожных, как у всех животных. Узор колючих ветвей скрывал остальные черты так же надежно, как маска. Глаза Жаклин изменились. У нее было отличное периферическое зрение. Тихо двигаясь, она поднялась на ноги, вытянулась и посмотрела на свои руки. Ай, ай, какими же грязными они были. Она должна помыть свои грязные руки.
Не взглянув еще раз в окно, Жаклин пошла в ванную. Единственное маленькое окошко было с непрозрачным стеклом. За ним двигалась тень. Жаклин неприятно улыбнулась и повернула кран в раковине. Затем она дернула смывную ручку унитаза. Как только вода забурлила, она побежала к задней двери.
Вытащив ключ из кармана брюк, она отперла ее, но жесткость заржавевшего механизма вспугнула подсматривающего человека. Жаклин увидела убегающую на полной скорости фигуру. Ее ноги были длиннее; прежде чем беглец смог скрыться, она схватила трепещущий на ветру низ рубашки.
— Не беги, — задыхалась она, — я просто хотела…
Рубашка была сшита из хорошей плотной джинсовой ткани, иначе низ ее мог бы оторваться, настолько яростными были попытки ребенка высвободиться. Она не пиналась и не кусалась, но один молотящий кулачок врезался в нос Жаклин и разъярил ее так, как мог сделать только удар в это чувствительное место. Она схватила ребенка плотным кольцом рук и, надо признать, ее комментарии были не для детских ушей. Ребенок начал истошно кричать. Голос звучал испуганно, как у пойманного в ловушку зайца.