С приходом Второй мировой войны мир Эмеральд Кьюнард рухнул. Дом на Гросвенор-сквер опустел, лакеев призвали в армию, картины Мари Лорансен распродали. После неудачной поездки в Америку Эмеральд, которой там ужасно не понравилось и которую там не принял никто, кроме нескольких преданных и верных друзей, вернулась в Лондон и сняла две комнаты в отеле «Дорчестер». Привычного для нее общества больше не существовало; поговаривали о ее шатком финансовом положении, а она сама признавалась друзьям, как трудно ей экономить. И даже в таких стесненных обстоятельствах леди Кьюнард, как это ни парадоксально, удавалось пребывать в расцвете сил. Никогда раньше не выглядела она настолько цельной личностью; никогда раньше не казалась своим друзьям настолько мудрой, доброй и понимающей. И хотя, живя в большом отеле, леди Кьюнард была далека от суровых правил карточной системы и от очередей, она, словно барометр, тонко чувствовала все изменения, происходящие за стенами ее башни из слоновой кости. Со временем она достигла такого уровня, что стала называть некоторых людей намного моложе себя «устаревшими», потому что их мнение о мире не отвечало новому положению вещей.
Как бы ни менялся мир, жизнь леди Кьюнард всегда освещалась ее интересом к людям. Она была настоящим коллекционером характеров; но в отличие от других светских львиц, желавших напустить знакомым побольше пыли в глаза, она коллекционировала их из чувства глубокой симпатии. Она отыскивала людей с разными достоинствами – какого-нибудь неизвестного художника, подающего надежды политика. Леди Кьюнард как никто умела находить талантливых людей, например, посмотрев пьесу в маленьком подвальном помещении какого-нибудь общества поддержки искусств в пригороде Лондона, она отыскивала ее автора и помогала ему. Эмеральд Кьюнард некогда было стариться.
Гостиная леди Кьюнард в «Дорчестере» казалась оазисом цивилизации среди дикости и разрухи войны. Зайдя в лифт, ты поднимался из унылого мира на седьмой этаж. Там, в номере 707, тебя завораживал вид выстроенных в ряд вишневых стульев, мебели в стиле буль, столов, украшенных фигурками из золоченой бронзы. Среди предметов искусства, причем самых изысканных, сидела Эмеральд, словно чудесная канарейка, разговаривая на какую-нибудь неожиданную тему с потрясающей живостью, возвращая окружающих к жизни оригинальностью и дерзостью мыслей.
Бывало, посреди ночи меня будил телефон. Не считаясь с тем, что другие люди в это время обычно спят, Эмеральд воодушевленно о чем-нибудь мне рассказывала в трубку. Полежав немного в темноте и посмеявшись над ее звонком, я зажигал свет, чтобы записать какую-нибудь волшебную и вдохновляющую мысль, но на следующее утро без ее голоса и вне контекста записанные карандашом цитаты казались безжизненными. И все же какую-то частичку Эмеральд можно разглядеть в следующих выбранных наугад заметках из дневников.