А раз так, то не видя особого смысла писать о ней что-то еще, я прекратила это занятие. И до сегодняшнего ее звонка не только не подходила к письменному столу, но и думать о ней забыла.
Однако я много размышляла о Маризе. Мне кажется неизбежным, что после того, как в течение столь длительного времени я осуждала Джой за ее притворство и уловки, я стала искать убежища в мечте о женщине, которая являет собой полную противоположность ей. Женщине, у которой никогда не возникает потребности манипулировать, льстить, внушать чувство вины окружающим или попугайски повторять их мнения. Которая является тем, что она есть на самом деле.
Ибо, несмотря на ячмени и болтливость — о чем я предпочитаю не думать, — Мариза до сих пор представляется мне удивительной женщиной. Символом величия, если хотите. И символом силы.
И в сущности, совершенно неважно, носит ли она контактные линзы, придерживается ли антигеморрой ной диеты. Важна моя мечта о ней и та правда, которую я открыла о себе, они могут повлиять на мою последующую жизнь: до тех пор, пока я не стала уноситься в мечтах к Маризе, я не сознавала, что хочу быть мужчиной.
Я чувствовала себя в приподнятом настроении. Другими словами, совершенно не так, как я чувствовала себя, думая о Джой или о скорбящей Марии, распростертой у подножия креста, и всех других мученицах и героинях, населявших мое воображение уроженки Запада. О всех этих пьяницах и знаменитых самоубийцах: Мэрилин Монро, Сильвии Платт, Зельде Фитцджеральд, Клеопатре, леди Гамильтон. О сумасшедших одиночках, как Екатерина Вторая и Жанна д’Арк. Об обманутых и экстравагантных идиотках типа Марии-Антуанетты и Марии Стюарт, королевы Шотландии. Не говоря уже о целой веренице литературных и оперных героинь, самоубийц, мечтательных дур: Анне Карениной, Эмме Бовари, Дейзи Миллер, Холли Гоулайтли, Бланш Дюбуа, мадам Баттерфляй, Лулу и всех этих вагнеровских сопрано, кидающихся со скал и совершающих подобные безумства во имя любви.
Больше всего меня злит опера. Ну почему это и Мими, и Виолетта, и Манон обязательно должны вызывать такую щемящую жалость? И почему Кармен вынуждена умирать позорной смертью от руки любовника, в то время как ведущий куда более беспутную жизнь Дон Жуан храбро шагает прямиком в ад?
Почему повсеместно нам так не хватает настоящих героинь которые придавали бы нам смелости, вселяли бы в нас бодрость? Неудивительно, что женщины всегда оказываются жертвами, причем не только мужчин, а всех этих басен о слабых, забитых существах женского пола.
Впрочем, все это, по-моему, объяснимо. Мужчины научились писать задолго до нас. Пока мы прозябали в невежестве, нянча детей, добывая и готовя пищу, занимаясь уборкой и обслуживанием мужчин, у них было и время, и досуг открыть для себя «слово», которое они назвали «началом». И для них оно действительно было таковым. Но в то же время оно стало концом эпохи могущественных, величественных богинь, чья давняя слава не дает мне покоя в мечтах о Маризе.