«Для какой девушки?» — чуть было не спросил Саурмаг Павнели, но тут же сообразил, кого имел в виду сын, и даже не поднял головы.
Ушу с укоризной смотрел на отца — зачем притворяться передо мной, думал он и, почти расчленяя слова на слоги, произнес:
— Если Бачева крестится, если Бачева станет христианкой, что нам может помешать?
После возвращения Ушу из Константинополя Саурмаг не находил общего языка с сыном. Отец и сын не слышали друг друга. Однако, несмотря ни на что, Саурмаг не терял надежды, что отношения их наладятся. Ушу и сам поймет, что думает по поводу всей этой истории отец, и не пойдет против его желания и, потом, он убежден, что Ушу и без его вмешательства прекратит отношения с иудейкой — надоест ему. Но сейчас слова Ушу наполнили его сердце неожиданной радостью.
«Иудейка станет христианкой? Благое дело! Дочь Занкана Зорабабели примет христианство?! Это ведь подрежет ему крылья?! Дочь такого человека, как Занкан, изменит своей вере?! Да, да, он скромен, учтив, всегда здоровается первым, но непокорен, ох, непокорен! Он уже не сможет разгуливать по городу со своим надменным видом… А что, если Занкан замыслил сыграть с ним, Саурмагом, шутку? Что, если приказал дочери вести себя именно так, а потом… Впрочем, вряд ли… Что может выудить у Саурмага Занкан, чего у него самого нет?!» Саурмаг Павнели пребывал в полном недоумении. Когда сын повторил вопрос, он ответил:
— Крещение — благое дело, крещение это величие Христовой веры. Каждый христианин должен стремиться к тому, чтобы обратить в веру Христову как можно больше людей. Молодец!
Ушу напряженно ждал окончания этой тирады. Но отец больше ничего не сказал, лишь только улыбнулся ему и, как если бы ничего важного не услышал, продолжал перебирать четки.
Ушу прекрасно знал своего отца. Он понял, что хотел сказать отец своим молчанием.
— Если она откажется от своей веры, если крестится, ты что… — от волнения слова застревали у него в горле, и поэтому он не смог произнести, что рвалось наружу, — ты что, не полюбишь ее? — сказал он и тут же понял, что должен был поставить вопрос по-иному. А Саурмага этот вопрос привел в раздражение. Он чуть было не крикнул сыну: «Ах, вот как — ты требуешь от меня любви к этой иудейке?» Но он подавил злость и иронически улыбнулся Ушу, и только. Не сказал ничего. А улыбка отца почти убедила Ушу в том, что на его поддержку ему рассчитывать не приходится.
Всю ночь Ушу провел в раздумьях, как ему быть: дождаться, пока Саурмаг сменит гнев на милость, или венчаться немедленно.
Через несколько дней за завтраком Ушу окончательно убедился, что Саурмаг никогда не захочет видеть Бачеву в своих невестках. Это случилось так: положив себе на тарелку большой кусок холодной вареной говядины, Саурмаг сказал: