— Прекрати этот торг, Абуласан, не забывай, ты разговариваешь с Габаоном, а не с городским торговцем!
— Ежели не будешь думать о будущем, будучи сегодня вельможей, завтра можешь оказаться в роли просителя! — произнес Джорджикисдзе. — Поэтому не стоит гневаться.
— Да кто вы такие, грузинские вельможи или правители лавочников? Я вижу, вы все же хотите избрать мужем для царицы пачкуна и бражника! Я никогда не пойду на это… Хотя мне и нравится быть членом царского дарбази и прочие преимущества.
— И что ты собираешься делать? — спокойно осведомился Парнавазисдзе.
— Я покину вас. Ничего больше! — И Габаон направился к двери. — Я никогда не соглашусь навязать пропойцу в мужья царице Грузии! Всего вам хорошего! — Габаон открыл дверь.
И тут Абуласан очень пожалел, что собрал заговорщиков, он подскочил к двери, закрыл ее и спокойно сказал:
— Я советую тебе, даже прошу, не торопись, я чту тебя, потому и прошу. Уверен, сдержанность будет только на руку сторонникам Боголюбского. Давайте перестанем ругать торговый люд, они тянут лямку, руководствуясь интересами страны, и будем помнить о весах. Все надо тщательно взвесить. Сперва зададимся вопросом: кто такой Юрий Боголюбский? Ответь мне, Габаон!
— Православный христианин, и это большое его преимущество!
— Что еще нам известно о нем? Царских ли он кровей?
— Это так, — согласился Габаон.
— И это ведь тоже преимущество? — спросил Абуласан и, посчитав, что последовавшее молчание — знак согласия, продолжил: — Какие еще у него достоинства?
— Никаких достоинств больше! Никакого родства, изгнан из родной земли, единственный дядя — лютый его враг…
— Остановись! Подробно обсудим перечисленное, — прервал Габаона Джорджикисдзе и, встретив его изумленный взгляд, продолжил: — Не сердись на меня за то, что прервал тебя, но давай обсудим, хорошо это или плохо, что он — изгнанник, оставшийся без родственников?
— А тут и нечего обсуждать. Конечно же это плохо!
Джорджикисдзе, выдержав паузу, тихо произнес:
— Если мы хотим, чтобы царь был над всеми и распоряжался нашими судьбами, разумеется, это плохо. Но мы думаем, что царь должен исполнять решения дарбази, царь должен быть послушен дарбази. Такой Боголюбский нам подходит, — Джорджикисдзе помолчал и продолжил: — Именно такой, а не со сворой могущественных родственников.
— Что ты говоришь, юноша?! — почти с возмущением воскликнул Габаон, и в зале наступила тишина. Абуласан вернулся к своему креслу.
— Дорогой мой вельможа, — сказал он, опускаясь в кресло, — могущественный супруг с богатым родством только усилит власть царицы, и тебе, радетелю отечества, ничего другого не останется, как с улыбкой встречать любое царское повеление и беспрекословно выполнять его, но ежели… — тут Абуласан замолчал, устремив немигающий взгляд куда-то вдаль, и, немного погодя, продолжил: — Но если он пьяница и мот, кто должен позаботиться о стране, кому решать судьбу Грузии? Нам, вельможам, а не царице, — Абуласан снова сделал паузу, что-то обдумывая, — слабосильный бражник не сможет возглавить войско. И кто возьмет на себя эту миссию? Ты, Габаон, ты, Парнавазисдзе, ты, Джорджикисдзе, я… Такое служение стране принесет нам отраду и удовлетворение…