— Бизоон!
Музыка давила на уши привычными децибелами, вокруг шеста крутилась зеленая девица с разноцветными сиськами и навстречу ему выбирался бородатый диггер. На полупьяной роже абсолютно не читалось никакой радости от встречи со старым напарником, а вот ожидание дежурной подляны, вроде срочного нырка под землю, было написано прямо поперек озабоченно сморщенного лба. Вытянув его в предбанник заведения, где было потише, Тимоха сообщил с самым озабоченным видом:
— Слышь, Бизон, ты с калаша шмалять умеешь?
Морда сталкера вытянулась и на лбу появились гневные складки.
— Ну стрелял несколько раз, а нафига оно мне?
— По машине с тридцати метров на ходу попасть можешь?
От подобного вопроса того как то нехорошо тряхнуло, тело скрутил быстрый спазм, из носа вылетела зеленая сопля и повисла на бороде.
— А ни пошел бы ты отсюда нахер, вместе с калашами своими и машинами, а? Нашел боевика. Ты с ума сошел, Рембо, я тебе что, киллер?
Бизона аж трясло от ярости и зрелище было очень грозное, бородища торчком, в ней кусочки чипсов застряли, глаза молнии мечут. Тимоха не выдержал такого зрелища и заржал, согнувшись пополам.
— Да не пыли ты. Какие калаши, какие машины, шуток не понимаешь? Я сюда чисто бухнуть зашел в приятной кампании, организуешь?
— Чо, и нырять под землю не надо?
— Ну, можешь нырнуть, если есть желание, только я тут останусь. С коллегами познакомь меня только, лады?
Пили они все в той же переговорной комнате не большой, но очень плотной компашкой и спонсировал эти посиделки, разумеется, Тимоха. Из напитков в этом кругу признавались исключительно вискарь и баночное пиво, на закуску отлично катили незамысловатые салатики с бара, тарелками с которыми был уставлен весь стол. Бухали весело, шумно и ржачно, причем самые веселые байки травил Глен, тряся бакенбардами от хохота. Из дамского общества присутствовала одна Анжелка и мужики ее ничуть не смущались, куколка явно имела репутацию «своего парня». Это была совсем не та, задушевная пьянка, как с бомжами, все происходило не по настоящему, на ходу, народ тасовался — люди выходили и заходили. Виски был абсолютно мерзким на вкус, как самогон, который настаивали на сосновых шишках, по ходу решалось много не понятных Тимохе вопросов, но налупился он все равно прилично. Эта тупая накачка спиртным ему не нравилась, желанного расслабона не получалось, для этого надо было или поорать песен, или поизливать душу, в крайнем случае годилось общество доступных женщин. Стены уже понемногу начинали ползти друг на друга, надо было заканчивать, но тут рука в заднем кармане брюк нащупала плотный квадратик картона, в который он удивленно вылупился, ничего уже не понимая.