Сам профессор был отнюдь не бешеный, а очень даже мирный. В силу мягкого характера он жил где придется и с кем придется. В молодости он, разведясь со своей первой женой, покинул провинциальный город, название которого никому ничего не говорило, приехал в Москву, выучился, что-то делал в аспирантуре, да так и остался. Ведь вокруг столько одиноких женщин, которые ценят ум, честность, порядочность и национальность. Национальность у него была правильная.
У профессора Ы были мутные, некогда голубые глаза, волосы с сильной проседью, из одежды он предпочитал демократичные пуловеры с расстегнутой у горла молнией. Профессор Ы был женат много раз, о чем охотно рассказывал всем желающим. Но с очками у профессора не заладилось. Они были одни-единственные на всю жизнь.
Профессор стал стар, но не бросил свою дурную привычку терять очки, вырвавшую из его жизни стольких женщин. Только одна из них храбро справлялась с прыткими очками профессора и никогда не грозилась их разбить. Вполне возможно, мы до сих пор были бы вместе, со вздохом рассуждал Ы, но ведь я понимаю, что эта привычка доведет до развода какую угодно женщину, даже ангела. «А ангелы мне не попадались», – заключал он, невнятно что-то бормоча напоследок и рыгая в подтверждение своей правоты. В аудитории на разные лады пульсировал и бился навязчивый многодневный перегар, как будто самая бездарная на свете рок-группа всё пыталась и никак не могла найти созвучие. Ы нежно промокал рукавом пуловера набегающие сопли и жестом Папы отпускал народ.
Так он проводил свои занятия, если являлся на них. Профессор называл ту свою жену «девочкой», «милой снобкой» и «своей единственной». Она покинула его вовсе не из-за очков, а ради толстого вдового декана, но ему было легче думать, что из-за очков. Может, он и очки-то придумал специально, чтобы было на что сваливать. Ведь он был тогда молодым и подающим надежды. А декан? – Что декан!
Однажды, возвращаясь с лекций, профессор Ы, не желая слишком поспешно спускаться в пылающее жерло метро, решил отдохнуть в скверике. Голова кружилась, но очки все еще были на месте, а продажа пива в Москве не была запрещена. Вокруг цвели деревья и пели птички. Профессор Ы уселся на скамейку и крепко задумался.
– Извините, – раздался женский голос над его головой. Профессор встрепенулся.
– Я присяду здесь? – кокетливо «не-спросила» женщина и уселась, не дожидаясь ответа.
Профессор прищурился и начал разглядывать соседку. У женщины были чудесные золотые зубы и дивный иностранный акцент. И она держала в руках открытую бутылку пива. Заметив его жаждущий взгляд, сердобольная тетя со словами: «Хочешь? Еще есть», – вытащила из большой хозяйственной сумки бутылку. Это конкретное «Хочешь?» до того испугало Ы, что он залпом осушил предложенную бутылку, молча встал и помчался по дорожке, сбивая с ног самокатчиков и даже приличных людей – одной только силой своего тяжелого дыхания.