Внешне он, понятно, невозмутим и спокоен, как всегда. Ради сегодняшнего торжественного дня больше обычного занимался своим туалетом: седеющая бородка подстрижена с особой тщательностью, волосок к волоску, погоны и нарукавные знаки внушительно отливают золотом. Когда профессор склоняется над установленным в классе нактоузом, его пенсне начинает излучать свет, — это падает снизу отблеск от стекла компаса.
Сколько раз так же вот склонялся Грибов над нактоузом, только установленным не в классе рядом с кафедрой, а на командирском мостике корабля!..
Курсанты гордились тем, что их профессор плавал "по дуге большого круга", то есть пересекал океаны. Курсантам импонировало, что, поискав в памяти нужный пример, он запросто говорил на лекции: "Как-то, определяясь по глубинам в Молуккском проливе", или: "Однажды, огибая мыс Доброй Надежды…"
В молодости, окончив училище. Грибов вышел в сибирский флотский экипаж. У сибиряков, рассуждал он, под боком Великий океан, неподалеку Индийский, а учиться плавать, говорят, надо на глубоком месте.
Молодой офицер никогда не имел случая пожалеть о своем выборе. Сразу открылись перед ним перспективы такой разнообразной, самостоятельной морской практики, о которой начинающий штурман мог только мечтать. В течение первых же лет, неся дозорную службу и проводя гидрографические работы, он исходил вдоль и поперек пространство между Беринговым проливом, Мадагаскаром и Калифорнией.
Но это было только началом.
Грибову довелось побывать впоследствии в Атлантическом и в Ледовитом океанах. В Баренцевом море на посыльном судне "Бакан" он разыскивал не обозначенную на картах губу Пропащую, с грузом мин в первую мировую войну прокрадывался во вражескую данцигскую бухту и, наконец, шхерами выводил советские военные корабли в их первый триумфальный заграничный поход.
Да, он мог с достоинством сказать о себе: "Жизнь вспоминается, когда смотришь на карту мира…"
Но в этой фразе проницательный собеседник угадал бы и что-то печальное, услышал бы грустные нотки.
Вспоминается! Жизнь прошла и вспоминается…
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, профессор отворачивался от карты и вытаскивал из кармана толстую записную книжку, заботливо перетянутую резиночкой. Сюда, год от году, заносились фамилии грибовских учеников, вышедших в офицеры. (Кое-кто уже стал и адмиралом.)
Список был длинный. К концу войны набралось 3228 фамилий.
По вечерам старый штурман любил перелистывать эту записную книжку, негромко, про себя, повторяя фамилии, затем, полузакрыв глаза, начинал представлять себе своих бывших учеников.