Поселившись в Нью-Йорке, Карлос стал подрабатывать в строительной компании. В тот день их бригаду послали в большой магазин готовой одежды. Карлос вместе с другими перетаскал на свалку несколько десятков этих самых манекенов. Манекены были в основном женские, в натуральную величину, белые, гладкие, приятно пахнущие духами и пластиком. Конечно, в присутствии друзей-приятелей — дурачка Хозе и толстяка Джо — он точно так же, как и они, хихикал, хватая манекены за холодные маленькие груди и бил их ногой так, что отлетали улыбающиеся безволосые головы. Но когда дурачок Хозе повалил одну из больших кукол на землю — ту, у которой были широко расставлены ноги, — и сам завалился на нее, двигая выпуклой задницей и преувеличенно тараща глаза, в душе у Карлоса что-то дрогнуло: слишком уж похожей показалась ему эта пластиковая худышка на ту самую… и он чуть не побил дурака. Толстый Джо, кажется, что-то сообразил и хотя заслонил Хозе, бормоча про возможные неприятности, но потом таскал манекены уже без всяких шуток, хмуро поглядывая на недоумевающего приятеля.
Карлос тогда еле дождался конца рабочего дня, сказал Джо, что не повезет сегодня всю компанию, как это было у них заведено, домой, что у него дела. Толстяк понимающе и почти оскорбительно для Карлоса улыбнулся и потащил дурачка Хозе к станции метро. Карлос выждал ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы выкурить сигарету до самого фильтра, и юркнул в переулок, где в больших железных кузовах лежал готовый к отправке строительный мусор. Она — Карлос почти сразу назвал ее Мэри в честь той, безымянной, тоже названной им про себя Мэри, — лежала на куче строительных осколков и тряпья. Розовая в тусклом косом свете фонаря, она казалась бы совсем живой, если бы не грубо прикрепленные руки и неестественно вывернутая голова. Но это ерунда! Главное, что она почти не пострадала: несколько царапин не в счёт…
Карлос и сам не очень понимал, что с ним происходит. Неожиданно задрожавшими потными руками он обнял Мэри и прижался к её груди, к жёсткому выпуклому лобку. Запах был все тот же, только на этот раз с примесью сухой пыли от штукатурки, и, пока Карлос тащил её к своей машине — огромному разваливающемуся шевроле, — этот запах внушал ему странные ощущения. Карлос казался себе то извращенцем-насильником, то почему-то похитителем трупов. Он открыл багажник и уложил туда Мэри аккуратно и чувственно, как укладывал бы в брачную постель невесту. А сам уселся за руль, но ещё долго не заводил двигатель, бессмысленно глядя в темноту.