– Обзвони своих людей в городишке. Пусть стягиваются. – Голос Блисса звучал теперь устало. – Все до единого. Ты меня понял?
– Уже едут.
– Хорошо. Кто стрелял в старика?
– Не думаю, что…
– Я задал тебе вопрос.
– Бентон. Стрелял Бентон.
– Бентон, – с легкой задумчивостью повторил Блисс, видимо, закладывая имя в память.
Майклу подумалось, не обрекает ли он таким образом Бентона на какие-то неприятности.
– А ты когда здесь будешь?
– Скоро, – скрипнул голосом Блисс. – Скоро…
Луис не сводил глаз с человека, лежащего внизу на больничной койке. Гэбриел выглядел еще мельче и старее, чем до этого, – таким дряхлым, что не сразу и узнаешь. Даже при свете дня он казался исхудалым до крайности, еще больше, чем накануне. Кожа была землисто-серой, с темно-желтыми пятнами в тех местах, где применялась мазь. Глаза ввалились в черно-лиловые впадины, напоминающие синяки боксера, которого, прижав к канатам ринга, долгое время полубесчувственного метелил противник. Дыхание слабое, едва уловимое. Прикрытые слоями примочек раны смотрелись как заклеенные бельма, под которыми кое-как теплилась рассосавшаяся по телу, уже убывающая жизненная сила. Будь Луис свидетелем той стрельбы, он бы, наверное, заметил, как она исходит, истекает из пулевых отверстий бледным облачком среди крови. Эта сила уже никогда не возвратится. Теперь она утрачена, а вместе с ней утрачена и некая сущностная часть Гэбриела. Если он и выживет, то прежним уже не будет. Гэбриэл из тех людей, что беспрерывно сражались со смертью долгие годы, неизменно наращивая темп этой борьбы. И вот теперь смерть в ней одолевает, и ее больше не поворотить вспять.
Ожидаемого полицейского присутствия возле старика не оказалось. Это поначалу насторожило, но вскоре Луис разглядел, что Гэбриела, по всей видимости, оберегают другие люди. В правом верхнем углу палаты находилась миниатюрная камера слежения, встроенная в интерьер то ли на постоянной основе, то ли специально для этого пациента. Безусловно, надзор через нее осуществлялся и за Луисом. Он ожидал, что кто-нибудь появится, но никого не было. Вероятно, сам факт, что его подпустили так близко к Гэбриелу, означал, что наблюдатели в курсе, кто этот посетитель. И если что, его всегда можно найти, благо местонахождение известно.
Луис коснулся ветхой руки Гэбриела – черное на сероватом. В жесте были нежность, сожаление, а вместе с тем на лице Луиса проступило и кое-что еще: что-то сродни ненависти.
«Ты меня создал, – подумал Луис. – Без тебя кем бы я стал?»
Сзади отворилась дверь. Было видно, как приближается сиделка – ее силуэт отражался на полированной стене за койкой Гэбриела.