Последние из "ходячих" клиентов, пошатываясь, скрылись за поворотами Пьяной улицы, и почти сразу в ряду "лежачих" началось шевеления. Краем глаза Нильс Гуттормсен наблюдал, как один из пьяниц, лежащий справа, принял сидячее положение и осмотрелся. Вот он поднялся на ноги, и повернулся к товарищам по несчастью. Нильс сжимал под плащом рукоять метателя. Торопиться было нельзя. Во-первых, существовала небольшая вероятность, что это все-таки не одержимый. Пьяница мог не вовремя прийти в себя от холода и сырости. Да и в любом случае, стрелять было еще нельзя. Далеко не всегда одержимого убивал первый выстрел. Попасть из такого положения в голову Нильс не надеялся, а ранения в другие части тела редко сразу приводили к смерти одержимого. Если выстрелить сейчас, раненый одержимый успеет прикончить охотника и, скорее всего, скроется. А может, даже осуществит свой замысел - боль от раны его не остановит. Если они вообще способны чувствовать боль, в чем охотник сомневался.
Пьяница повернулся к лежащим телам, и потряс одного за плечо:
- Эй, парни, - хриплым голосом позвал он. - Давайте-ка уходить отсюда. Холодно же! Я тут знаю хороший сарайчик совсем не далеко. Хозяева не запирают на ночь.
Парни остались равнодушными к столь заманчивому предложению, и тогда пьянчуга взгромоздился на ноги, и принялся поднимать одного из соседей. Нильс больше не сомневался. Слишком легко одержимый поднял мужчину раза в полтора тяжелее себя. Такое непросто провернуть даже трезвому разумному, а для нормального пьяного это вообще непосильная задача. Тем не менее, через пару секунд грузное тело уже стояло на ногах, прислоненное к стене, а одержимый поднимал следующего - это оказался тот самый сосед, которого весь вечер поил Нильс. Охотник незаметно перехватил поудобнее метатель. Он следил за удаляющимся одержимым, волочащим под руки свои будущие жертвы, и никак не мог выбрать момент для выстрела. Одержимый будто специально держал между собой и оставшимися у коновязи более крупного мужчину, так, что выстрелить наверняка было невозможно. Наконец троица свернула в переулок, и Гуттормсен не мешкая поднялся с земли, с неудовольствием отмечая, как хрустят замерзшие суставы. Он поспешил вдогонку за одержимым, стараясь не шуметь - сапоги на многослойной кожаной подошве позволяли двигаться достаточно тихо. Охотник всегда надевал такие на охоту - очень удобная обувь, жаль только, что быстро изнашивается. Нильс быстро достиг переулка, и осторожно заглянул за угол. Никого. Переулок был достаточно хорошо освещен, для Пьяной улицы, но никаких следов прошедшей минуту назад троицы здесь не было. Гуттормсен осторожно прокрался дальше, прислушиваясь к своим чувствам и приглядываясь к щелям между домами. Откуда-то справа еле слышно раздалось пьяное мычание. Охотник осмотрелся внимательней. Справа никаких проходов не было, была сплошная стена конюшни здания пожарной охраны с воротами, выходящими в переулок. Именно оттуда и донесся звук. Нильс осторожно потянул за створку, и она без скрипа приоткрылась на несколько сантиметров. Несколько мгновений он прислушивался, но больше ничего не услышал. Тогда он тихонько проскользнул в щель, внутренне готовый к нападению. Ждать возвращения твари на улице охотник не стал - во-первых, одержимый мог и не вернуться за двумя оставшимися пьяницами, во-вторых, он может почувствовать охотника, и тогда справиться с ним будет труднее. В конце концов, в конюшне мог ведь быть и другой выход, и тогда все усилия этого дня окажутся бесполезными. Оказавшись внутри, Нильс быстро отошел на несколько шагов от двери, и остановился. В конюшне было темно. Тусклая полоска света из приоткрытой двери ровным счетом ничего не освещала. Гуттормсен с трудом различал очертания стойл и даже увидел перекладины лестницы, по которой конюхи поднимались на сеновал - на нее как раз падала полоска света. Конюшню наполняли обычные для таких строений звуки: сонное дыхание и фырканье лошадей, глухие, еле слышные удары копыт о мягкую подстилку - кони во время сна имеют привычку время от времени переступать с ноги на ногу. Одержимого и его жертв слышно не было. О том, что здесь находятся разумные, свидетельствовал только едва слышный запах алкоголя, пробивавшийся сквозь обычные лошадиные запахи.