Обсидиановый нож (Мирер) - страница 408

— Отойди на три-четыре дюжины Ушей и спрашивай…

— Один не пойду…

Ахука кивнул понимающе. Пошли вместе. Остальные стояли у желоба и смотрели, как за Немым Ухом возятся дежурные.

…Чудно выглядело пустое подземелье Великой Памяти. Свет казался пригашенным, шаровые звенья Нараны были безмолвны и не ели — кисель в желобе затянулся радужной пленкой. «Надо придерживать, придерживать!» — громко сказал кто-то из Хранителей. Колька вздрогнул.

Тишина. Шаги отдаются под низким сводом. На полу, напротив Ушей — вылосненные пятна, где обычно сидят люди. Здесь? Ахука кивнул. Сел поодаль, как в прошлый раз.

Колька решительно набрал воздуху в грудь и пропел формулу обращения к Наране. Она ответила формулой внимания. Ухо чуть заметно шевельнулось, отвечая, и свет стал ярче.

— Пришел спросить… — неуверенно выпевал Колька, — спросить… Что Нарана предвидит… о будущем Равновесия.

«Не бойся. Мыслящее животное — что страшного…» Он, в общем-то, и не боялся, старался все заметить. Вот шевельнулся низ шара, и в желобе зашелестел кисель. «Здорово! Мышление заменяет ей действие, начала думать и начала есть».

Нарана ответила незнакомым звукосочетанием.

— Не понял я тебя…

— Ты будешь видеть, — пропело Ухо. — Закрой глаза. Освободи мышцы. Освободи. Голову опусти, освободи мышцы. Пальцы разогни. Дыши спокойно.

Он увидел. Как бы внутри его глаз побежали маленькие цветные фигурки, куколки. Он попробовал разглядеть их — они замедлили движение и приблизились. Малоголовые! Он узнал среди них вчерашнюю пару.

— Ты будешь видеть, — пропело извне. — Будешь видеть мое знание и свое знание как общее…

Малоголовые работали, вскрикивали, когда острые брызги кремня вонзались в кожу. Отбрасывали каменный желвак и находили его, будто он новый, не тот, что ранит кожу. Дымил крошечный костерок. Вчерашняя женщина сидела у огня и прижимала к груди крошечного детеныша, голого и безволосого…

— Как ты делаешь это? — спросил Колька.

Изображение подрагивало, плавая под закрытыми веками, и вдруг свернулось в радужный комок и ушло в сторону.

— Освободи мышцы. Опусти голову. Смотри. Это — прошлое.

— Спрашивал я о будущем, Великая…

— Кто же думает о будущем, не поняв прошлого? — насмешливо спросил голос извне. — Смотри!

Цветной комок вплыл под веки. Развернулся. Теперь Колька был не зрителем, а невидимым участником действия, соглядатаем. Он проходил по закоулкам пещер и по охотничьим тропинкам. Он видел, как малоголовые охотятся, убивают, вскапывают коренья, умирают, делают орудия, любятся, родят детенышей, умирают, убивают, выскабливают шкуры, выкусывают насекомых друг у друга, сражаются, умирают. Они жили так недолго и умирали так часто, что Колька устал смотреть на это. И они совсем не изменяли ничего. У них остановившееся время, как у акул, думал Колька. У акул, которые не изменились за триста миллионов лет, лишь стали помельче. Он положил рядом два каменных рубила, разделенных неимоверно длительным временем, и увидел, что они одинаковы. Пожалуй, позднее было грубее раннего, оно воспроизводило предшественника условно, с худшей отделкой.