Г. Бёль
Самый жестокий страх страшащегося — легкомыслие тех, о ком он печется.
Т. Манн
Ночь была нескончаема. Из вечного бессонного света Северного Мегаполиса выпрыгнул стратосферный самолет, вонзился в ночь и теперь неутомимо чертил на юг по пятнадцатому меридиану, проглатывая тысячу километров каждые десять минут, оставляя позади маяки острова Борнхольм, многоцветные лужицы Щецина, Праги. Линца, Триеста. В безоблачной Адриатике блеснула Луна, и сейчас же за ней — полоса Большого Неаполя протянувшаяся вдоль побережья Тиррены, до самого Сапри.
Аайдаров летел один, и ночь казалась нескончаемой, хотя полет от Мегаполиса до космодрома Теджерхи продолжится чуть больше часа. Стратосферные полеты всегда казались ему бесконечными — из-за огромности того, что оставалось внизу и позади. Миллионы людей, тысячи миллионов машин, книг, телевизионных экранов и проекторов, горящих окон и потухших окон, дверей, ступеней, электрических кухонь, деревьев, лабораторий. Он давно смирился с тем, что ему, человеку ученому и жадному до знаний, никогда не постичь и тысячной доли этого множества множеств, составляющего человечество. Он смирился и с одиночеством, но сейчас остро жалел, что Инге нельзя было лететь с ним. Стратоплан был слишком велик и пуст для единственного пассажира — в порту Мегаполис не нашлось ничего поменьше. «Не надо было „соглашаться, — подумал Хайдаров. — Они могли послать Ранка, Смирнова, кого угодно…“
Полтора часа тому назад — всего полтора часа! — они с Инге хохотали, как безумные, а перед ними лицедействовали эти невероятные комедианты из труппы „Белка в колесе“ — гении смеха. Цветные тени крутились, как белки, по гостиной, гремела музыка, и Хайдаров не услышал сигнала вызова — Инге крикнула: „Кто-то вызывает!“, и он пошел в кабинет и увидел на маленьком экране хмурое лицо директора. „Никола, ты нужен. „Остров Мадагаскар“ столкнулся с метеоритом. Погиб Шерна — он летел пассажиром.“ — „Какая нелепость! — сказал Хайдаров. — Как это произошло?“ — „При выходе на Корабельную орбиту, — сказал директор. — Нелепый случай. Совершенно нелепый.“ — „Много пострадавших?“ — „Только Шерна. Судно в исправности.“ — „Да. Но зачем нужен я?“ — „Командир отменил высадку и просит следователя. Если ты можешь…“ — „Я вылетаю“, — сказал Хайдаров.
Сейчас он пытался понять — почему он согласился? Само слово — „следователь“ — поражало своим старомодным и зловещим звучанием. Двадцать лет Хайдаров жил в искаженном мире, деликатно именуемом „неправильным поведением“. Да, он был специалистом по неправильному поведению — исследователем. Но не следователем. Пустячный префикс „ис“ менял дело… Что же там произошло, на „Мадагаскаре“, космическом лайнере, доставившем с Марса отпускников? Какой префикс сопутствовал встрече с метеоритом и заставил командира отложить высадку, отсрочить встречу с Землей после двухмесячного отсутствия? Почему он оставил пассажиров мотаться в исправном корабле, будучи у цели — на Корабельной орбите, невидимом космическом причале?