— Закрыта…
— Идите-ка, сделаю вам анализы.
Он все-таки был железный. С распухшей скулой он возился около стола — устанавливал микроскоп, раскладывал трубочки, стеклышки как ни в чем не бывало. Я сел в кресло, вытянул ноги. Все было гудящее, как после нокдауна. Тонкая боль еще скулила где-то в глубине. Ах, проклятая!.. Не давая себе разозлиться на Гришина и на всю эту историю, я смиренно извинился:
— Простите меня, Ромуальд Петрович.
— Пустое. Мы с вами квиты, — он потрогал скулу, подвигал челюстью, искоса поглядывая на меня.
Я закрыл глаза, собрался с духом.
— Зеркало у вас найдется?
Он не удивился. Я слышал, как он выдвигает ящик стола.
Трудно было открыть глаза. Трудно было повернуть круглое зеркало и ввести свое лицо в рамку. Но это оказалось мое лицо. Настоящее мое, крупное, круглое, только зеленоватое, бледное.
Гришин, не двинув бровью, спрятал зеркало обратно в ящик — вниз стеклом — и толчком задвинул ящик. С ненавистью.
— Руку дайте. Левую. Отвернитесь!
Я отвернулся. Гришин делал анализ крови — мял мой безымянный палец высасывал кровь. Я не смотрел. Через некоторое время я заговорил с ним, чтобы отвлечься, — мне казалось, что тошнотворный запах крови заполняет всю комнату.
— Вы ни о чем не спрашиваете, Ромуальд Петрович?
— Не нужно мне. Я врач. Прошлое меня не интересует, — он выпустил мою руку и отвернулся к микроскопу.
Я с трудом сдерживался — боль поднималась снова. Ее разбудил запах крови. Анализы, стеклышки, треклятые выдумки…
— А что вас интересует?
— Реакция психики, — невнятно ответил Гришин. — Совпадение реакций.
Опять я вцепился руками, на сей раз в подлокотники кресла.
— Окно откройте. Скорей.
Он пробормотал:
— Конечно, конечно…
Стукнули рамы. Я жадно дышал, выветривая, выдувая боль. Дышал так, что трещали ребра.
— Успокойтесь, — сказал Гришин, — скоро придете в норму.
Все плыло, подрагивало, дрожало. Густая каша звуков и запахов лезла в окно. Запах мыла и девичьего пота еще не выветрился из прихожей. Какой-то непонятный дух шел от обсидианового ножа, лежащего почему-то рядом с микроскопом.
— Успокойтесь, все пройдет. Кровь в норме. Все пройдет. Поспите часок, и все пройдет. Вы хотите спать?
— Я не хочу спать.
— Вы хотите спать. Вы уже засыпаете. Засыпаете. Глаза закрываются. Вы очень хотите спать.
— Поговорим, — не сдавался я. — Мне и вправду захотелось спать, но мы поговорим сначала…
…Я сидел с закрытыми глазами. Боль теперь стихла, но я боялся, что она еще может вернуться. Время стало сонным и длинным, как затянувшийся зевок! Мы говорили. Начистоту, как во сне.
«Вы тоже испытали