Зашуршали колеса. Тихо подкатил и остановился перед общежитием зеленый «ГАЗ-69». Из него вылезли двое и не спеша двинулись к подъезду.
Наверно, у Степана ощетинился затылок — Благоволин мгновенно придвинулся к окну, посмотрел и — уверенным шепотом:
— На правую лестницу, в черный ход и во двор!
И Степка с Портновым очутились в коридоре. И сейчас же щелкнул замок, и за дверью затрещало и заскрежетало.
— Двигает шкаф, — шепнул Вячеслав Борисович, и тихо, по прохладному коридору, они проскочили к правой лестнице.
На площадке Степан сказал: «Если что — свистну», — и побежал вперед. И, не встретив тех двоих, они вскочили в машину. Вячеслав Борисович запустил двигатель и поспешно, рывками переключая скорости, пошел наутек. Свернув на улицу Ленина, он проговорил устало:
— Выйдешь за поворотом на совхоз. Иди к высоковольтной, там прочти инструкцию и действуй.
— Лучше я с вами, — сказал просяще Степан и проверил, не потерялся ли из-за пазухи пистолет.
— Со мною нельзя.
— Вы будете портить этот… усилитель?
— Уж теперь в аппаратную и мышь не проскочит. — Инженер оглянулся, машина вильнула. — А, черт!.. Действительно, надо было его…
— Ну уж нет, — сказал Степка.
— Не знаю. Одну толковую мысль он мне подал… Не знаю… Слушай, Степа. Если встретишь меня — тикай. Не попадайся на глаза еще пуще, чем всем остальным.
— Почему?
— Если меня снова обработают, я же тебя и выдам.
Машина опять вильнула. Степка спросил:
— А почему он «сентиментальный боксер»?
— Он хороший человек, — с тоской сказал Портнов. — Очень хороший. Не то что убить — ударить человека не может. Я торможу. Приехали.
«Эге, такой дядька, да еще боксер, ударить не может — как бы не так!» — подумал Степан, и в расчете на то, что сзади окажется погоня, и некогда будет останавливаться, и вдвоем с инженером они примчатся на телескоп и там «устроят», Степка спросил неторопливо:
— А кто такой эйч-бамб?
— Водородная бомба по-английски. — Инженер нажал на тормоз.
Степка втянул голову в плечи.
— Ну, иди. Спокойно иди, я любой ценой — любой, понимаешь? — продержусь, а ты действуй спокойно. И берегись, вся надежда на тебя.
— А вы туда не езжайте! Зачем едете?
— Для отвода глаз. Насчет тебя Благоволин не знает, а меня станут искать. И все равно отыщут. Прощай. Он чмокнул Степку в лоб, вытолкнул из машины, крикнул:
— Попробую их обогнать! — и умчался.
На повороте его занесло влево, мотор взревел, и Степан опять остался один.
В это время я, Алешка Соколов, сидел рядом с Суреном Давидовичем на опорной плите зеленой штуки, похожей на перевернутую огромную пробку от графина. Я сидел справа от Сура, а слева поместился толстый заяц. Он восседал с необыкновенно независимым, залихватским таким видом, вытянув задние лапы, так что они торчали далеко вперед и немного вверх. В жизни бы не подумал, что зайцы могут сидеть таким манером! Его вид поразил меня сильнее, чем невидимый забор вокруг «зоны корабля». Сильнее, чем здоровое, легкое дыхание Сура. Наверное, от беготни у меня мозги замутились или что-то в этом роде — я таращился на зайца, пока не сообразил, отчего он так сидит, вытянув задние ноги по-господски. Зайцы и кролики сидят всегда, поджав задние ноги, правда? Потому что боятся. Они все время наготове прыгнуть и удрать, а чтобы прыгнуть сразу, задние ноги им приходится держать согнутыми. Я путано объясняю. Этот и объяснить нельзя. Не будь рядом со мною Сура, я бы испугался этого зайца.