Ярослав кивнул и взял у Женьки завёрнутый в облезлую бумажку квадратик. Жвачка была старая, засохшая.
— А меня на второй год оставят, — сообщила Женька спокойно, — так что какого фига мне на эти уроки ходить? Всё равно с сентября снова в седьмой класс.
Ярослав опять кивнул. Они с Женькой были ровесниками, и пятнадцать лет им должно было исполниться почти одновременно — в конце этого июня, но Ярослава ожидал второй год в девятом. Не из-за двоек, конечно, а из-за больницы, где он пролежал почти всю третью четверть… И единственное, чего ему хотелось от следующего учебного года — вернуться в свою спецшколу из этой окраинной, куда его запихнули на апрель-май, якобы из-за того, что он слабоват каждый день добираться до центра и обратно…
— Ты меня слушаешь? — вдруг насторожилась Женька, а потом зло добавила: — Или опять о Вике мечтаешь? Свихнулся ты на ней! А ей на тебя, между прочим, наплевать! Ты ей на фиг не нужен!
— Ну и что? — Ярослав посмотрел вверх — туда, где между ажурными берёзовыми листочками проглядывало небо. — Я никому на фиг не нужен. Что ж, и самому никого не любить?! А, Жень? Что-то ведь у человека должно быть, для чего он живёт. А если совсем ничего, тогда зачем?
Женька всё ещё злилась, но почему-то не уходила. И, наконец, выговорила:
— Ты мне нужен, дурак! Давай я буду вместо Вики. Давай возьмём и убежим куда-нибудь!
— Куда? — удивился Ярослав.
— Сначала в район, к моей матери, — мечтательно сказала Женька. — Только ненадолго, а то нас там менты загребут. А потом, Ярик, мы спрячемся!
— Где? — Ярослав смотрел на Женьку с опаской. Потому что несла та полную чепуху.
— В заброшенной деревне. Там дома есть, а никто не живёт. Вот и станем там жить. Там колодец есть, печку я топить умею…
— Женька! Ты с ума сошла? Ну и сядем мы там в этой твоей деревне, и что? Всю жизнь там куковать? Ради чего? А школа?
— Не всю жизнь, а до совершеннолетия, — уже тише сказала Женька. — А тебе так эта школа нужна?
— Конечно! Я учиться хочу! Чтобы переводчиком стать, надо очень много учиться. А потом я накоплю денег и уеду.
— Куда? — в свою очередь удивилась Женька.
— В Германию, к Инне Яковлевне, — сказал Ярослав.
— А зачем в Германии переводчик на немецкий? — спросила Женька.
Ярослав пожал плечами и сказал:
— Я буду ещё два языка знать, да и там могу другой университет закончить. Может, медицинский. Стану хирургом, как папа… Точно, Жень, я уеду. Я твёрдо решил. И Инна Яковлевна меня звала.
— Разве тебе здесь плохо? — Женька стала грустной и тихой, что бывало с ней редко.
— Не плохо, но… Понимаешь, Женька, у нас тут всё как-то… Не знаю, как объяснить. Вот в Германии, если делают машину, то там внутри есть такие специальные подушки, чтобы как бы ты не столкнулся, остался бы жив. А у нас человек сразу вылетает головой в стекло. Даже, если пристёгнут, всё равно может вылететь, — Ярослав сел на корточки, перебирая прошлогодние листья, которые рассыпались в его руках, и продолжил: — И так везде. У нас очень плохие дороги, Женька. У нас нет бензина для “скорых” и они могут приехать минут на двадцать позже, чем надо. Мой папа раньше сам работал на “скорой”, и я знаю, что иногда двадцать минут — очень много. И ещё у нас сильно пьют. Водитель “КамАЗа” тридцать первого декабря уже утром был пьян. Это что, нормально?