А как интересно было на уроках! Скажем, на уроке письма.
Во-первых, писать приходилось чернилами.
Во-вторых, нужно было очень следить, чтобы с пера на тетрадку не шлепнулась клякса.
В-третьих, писать необходимо было не как-нибудь, а очень аккуратно, по косым линеечкам, и чтоб каждая буква стояла навытяжку, руки по швам, как на параде.
И, наконец, самое главное и что было труднее всего — писать полагалось с нажимом.
Ого, этот нажим! Прямо удивительные вещи делал этот нажим.
Например, кружок. Без нажима — никакого вида. Просто кружок, как кружок. Но стоит только сделать крепкий нажим на одной стороне этого кружка — и сразу получается великолепнейшая буква «о»!
Даже самая простая палочка с нажимом получала вид.
А на уроках чтения!
Петрик и раньше умел читать. Просто научился сам по себе и читал даже целые книги. Но в классе это же было совсем другое дело!
Ведь подумать только, как мало на свете букв, а сколько из них разных слов может получиться.
Ма-ма. Ра-ма.
Па-па. Ла-па.
Лам-па.
На уроках арифметики Клавдия Сергеевна часто вызывала к доске.
От десяти отнять семь, сколько будет? Очень просто. Можно даже на пальцах сосчитать. Три!
Но какое же могло быть сравнение, когда это нужно было делать на доске! Мел падал на пол. Его приходилось поднимать. Пальцы становились совершенно белыми, будто их нарочно окунули в зубной порошок. А курточка?! Вся курточка покрывалась такими разводами, что сразу по одному только ее виду можно было понять: человек отвечал у доски.
А какие цифры можно было писать! Каждую величиной со стул. И даже больше.
Все это было невероятно интересно, и дома Петрик ужасно хвастался.
— А меня опять вызывали, — говорил он, как о самом обыкновенном событии, а сам замирал от радости, — к доске…
— И как? — спрашивала мама.
— Еще неизвестно, — отвечал Петрик, а потом скромно прибавлял: — Кажется, прилично…
Но как волновался Петрик, когда Клавдия Сергеевна объявила всему классу, что завтра будет выставлять отметки!
За обедом он ничего не мог есть и все ерзал на стуле. Мама наконец рассердилась:
— Да что с тобой, Петрик? Чего ты вертишься? Что-нибудь случилось?
Именно этого вопроса и ждал Петрик. И он ответил с деланной небрежностью:
— Завтра будут выставлять отметки… У меня будут, может быть, «песики», а может, и «хоры»…
— Что это за «песики»? — удивился папа. — И что это за «хоры»? Первый раз слышу…
Какой папа смешной! Ну откуда же он мог знать о таких вещах? Ведь он учился еще при царе!
И Петрик, стараясь не показывать своего превосходства, объяснил, что «песики» — это, иначе говоря, «посредственно», а «хоры» — «хорошо»… А еще бывают «плошки» — то есть «плохо».