— Н-да, — промычал я, — рехнуться можно от твоих сказок, Лукич. Мистика какая-то!
— Мистика, говоришь? — хохотнул Лукич. — Это ещё не мистика! Я тебе похлеще кой-чего расскажу, — вот это будет мистика! Да и в этом рассказе мистика ещё не вся. Когда я домой вернулся, то тоже крыша у меня поплыла. Что же со мной произошло? Где же я в действительности провёл день ленинского юбилея? Потом вспомнил: там же и Иван Фомич присутствовал. Надо с ним поговорить.
Выхожу следующим утром в садик, что у нас во дворе. Пенсионеры сидят за столиком на скамеечке и юбилейными медалями друг перед другом хвастают. В жилконторе получили. Я подхожу и спрашиваю. “А что это Ивана Фомича-то не видно?".
Беда, отвечают, с Иваном Фомичем на почве злоупотребления алкоголем. Вчерась перебрал, напялил на себя генеральскую форму — а ведь всего-навсего майор — и пошёл куда-то отмечать ленинский юбилей по чужому пригласительному. А там, видно, ещё добавил и умом тронулся. Стал всем врать, что лично Ленина видел в день юбилея. Его и отправили в дурдом. А в какой — неизвестно. Жена плакала, говорила, что уж, наверное, и не выйдет Фомич из дурдома”.
“Да. — думаю. — всё сходится… Значит, и мне не померещилось. Погорел Фомич из-за своего тщеславия.” А ты говоришь — мистика. Какая это мистика, если я Ивана Фомича своими глазами в генеральской форме видел в первом ряду?
— Лукич, — спрашиваю я, — ты хоть понимаешь, что означает слово “мистика”?
— Ты меня всё каким-то малограмотным дураком выставить хочешь, — без особого раздражения отвечает он, — а я с твоё-то понимаю. Мистика — это когда произошло какое-то событие, а объяснить его, как ни крути, никто не может. А какая же тут мистика, если всё логично и ясно?
— Что ясно? — почти закричал я. — Мне, например, ничего не ясно. Скорее, наоборот. Я от твоих рассказов скоро сам в психушку попаду.
— Ну, что же тут непонятного, — снисходительно ухмыльнулся Лукич, — давай вспомним: в семьдесят девятом мы в Афганистан влезли? Влезли. В восемьдесят первом Цвигуна шлёпнули? Шлёпнули. В восемьдесят втором Андропов стал генсеком? Стал. В восемьдесят третьем его хлопнули? Хлопнули. В девяносто первом Договор от 30 декабря 1922-го года аннулировали? Аннулировали. Прямо, как на плакате: “Всё завещанное Лениным выполним!”. Какая же это мистика?
— А этот? Как его? Клиент! Откуда он-то взялся? — почти простонал я.
Василий Лукич любовно погладил золотую юбилейную медаль у себя на лацкане.
— Ты разницу между временем и вечностью понимаешь? — спросил он, — Эйнштейна читал?
Я, конечно, Эйнштейна не читал, но спросил Лукича, снова начав заикаться: