— Незваный гость я, выходит. Говорят: “Незваный гость хуже татарина”.
— Ты же с выпивкой. Значит, лучше. Мой синоптик — сослуживец — тоже незваный будет.
— Что за синоптик? В гидрометеослужбе работал? — начал расспрашивать я Лукича, явно, не к месту, — ты мне ничего не говорил про метеослужбу.
— Какая там метеослужба, — махнул рукой старик, — в отделе прогнозирования он работал. Статистикой занимался разной, А какой конкретно — по-моему, он и сам не знал. Но болтать любил. Да и работа у него вся — таблицы, графики и болтовня на совещаниях. Прогнозировал всё, что угодно. И каркал вдобавок. За глаза его ещё звали Каркушей. А когда он накаркал, что Семичастному тяжко придётся — это когда Светланка сбежала за кордон, — стали прямо в глаза говорить — Каркун. Сколько раз бывало, что из-за его карканья отдел то премии лишали, то без распределителя оставляли. А бывало и похлеще — кое-кто и в Туркестан отправлялся по разнарядке районные показатели выправлять.
Рассказывая о своём госте, Лукич не терял времени. Бутылка “Тибетского нектара” заняла своё место на столе рядом со “Столичной”, огурцы и помидоры были порезаны, лук очищен.
— Стула лишнего нет, — пробурчал ветеран, возвращаясь из кухни с видавшим виды табуретом, — а пить будешь из чашки. Стакан разбил.
— Лукич, — предложил я, когда он угомонился и сел за стол, — давай помянем вождя. Всё-таки много у тебя было радостей и забот от близости к нему. Почти никого не осталось, кто знал его лучше, чем ты. Разве что Светлана Иосифовна. Тоже, наверное, поминает сегодня отца. Вот ведь судьба, скажи!
— Это у кого судьба? Если у товарища Сталина, так у него, знать, на роду написано было.
— Да я про Светланину судьбу, Лукич.
— Да уж судьба, как судьба! Одно слово — несчастная была баба. Тоже помянуть не грех.
— Вот и помянем, пока синоптик не пожаловал.
— А что тебе Каркун? Он тоже помянуть товарища Сталина не откажется. Ладно, давай наливай. Помянем обоих.
— Да Светлана жива ещё, Лукич, — поправил я, пока он не опрокинул свой гранёный.
— Какое там жива! Богу душу при жизни отдала. В монастырь, я слышал, прописалась. Считай, что инкарнацию при жизнй совершила. Ладно, пусть матрац ей будет периной!
— Лукич, как тебе нравятся результаты выборов? — спросил я его, похрустывая огурчиком и прислушиваясь к движению нектара по пищеводу. По реакции стенок многочисленных трубопроводов моего организма я мог безошибочно определить, где произведён только что принятый живительный яд, под какой бы наклейкой он ни выступал. “Тибетский нектар” был явно зарубежного происхождения. Не успел я высказать своё мнение, как Лукич опередил меня и безапелляционно заключил: