Я показываю им своё удостоверение — просто чекистское. То, что мне Булганин с Игнатьевым выдали, решил поберечь до более важного случая, который, кстати сказать, не замедлил представиться.
— Цель вашего приезда в Севастополь? — интересуется начальник патруля.
Я был в штатском и прибыл на обычном поезде. Если бы я послушался Игнатьева и прилетел спецрейсом, то готов биться об заклад, что вообще не попал бы в Севастополь.
— Вы удостоверение прочли, — спрашиваю я, — или вы слепой?
— У меня приказ, товарищ полковник, — отвечает начальник патруля, — задерживать всех подозрительных штатских лиц на предмет выяснения цели их прибытия.
— Надеюсь, — говорю я, — что со мной вы уже разобрались?
— Никак нет, — сопит он, — если вы из госбезопасности, вас должны были встретить ваши севастопольские товарищи. А раз они не встретили, то мы обязаны вас задержать и этих товарищей вызвать.
Я согласился. Что мне по незнакомому городу шастать, да ещё нелегально? Никакого смысла.
Вышли мы с вокзала, сели в таратайку, запряжённую парой смирных лошадок, и покатили в комендатуру.
Там меня повели прямо к коменданту — очень грозному полковнику, фамилию которого я позабыл.
— Зачем к нам пожаловали? — осведомился он, вертя в руках моё удостоверение. — Не будете говорить — придётся вас отправить, куда следует.
Видно было, что говорит он автоматически, по привычке.
— Отправьте меня, куда следует, — попросил я, чтобы не лезть в полемику. Никому не следует пререкаться с комендантами крупных военных баз.
— Это мы мигом, — пообещал комендант и снял трубку одного из телефонов.
— Иван Тимофеевич, — забасил он, — тут мы задержали одного фрукта с вашим удостоверением. Хотел проникнуть в город. Где задержали? На железнодорожном вокзале. Откуда прибыл? Говорит — из Москвы. Очень подозрительный. Что с ним делать будем? Мы можем его обратно на вокзал отвезти и выслать согласно приказа № 1047. Как фамилия? Сейчас скажу.
Полковник взял со стола моё удостоверение, напялил очки и прочёл мою фамилию, добавив: “Тут написано, что он полковник”.
Я смотрел на него с любопытством и ожидал, какую глупость он сморозит моему севастопольскому коллеге.
— Что? Дать ему трубку? Даю.
Он протянул мне трубку:
— Говорите.
— Лукич? — услышал я удивлённый голос в трубке. — Это ты, что ли?
Я узнал голос своего старого знакомца Павла Сидоровича Загогулько, исчезнувшего с Лубянки примерно за месяц до смерти Сталина. Поговаривали, что он был арестован по делу Абакумова. Как он превратился в Ивана Тимофеевича, я выяснять не стал и добродушно ответил: