— Вот за этот столик садитесь, товарищ полковник. И работайте. Вам Рустама первым прислать?
— Кураганяна, — киваю я головой. — Приведите или пришлите. Не знаю уж ваших порядков.
Через минут десяток входит этот самый Кураганян. В кителе генералиссимуса и фуражке. Сердце у меня чуть из левого уха не выскочило. Хотел вскочить и вытянуться по стойке “смирно”. С огромным трудом себя пересилил, в глазах темно, и, чтобы успокоиться немного, протягиваю ему пачку “Казбека”.
— Присаживайтесь, — говорю, — гражданин Кураганян. Курите, если хотите.
— Спасибо, гражданин начальник, — отвечает он. — Трубку предпочитаю.
Вынимает трубку из кармана кителя, а из другого пачку “Герцеговины Флор”. Разломал две папиросы, набил трубку табаком, закурил.
— Папиросы-то эти самые покупаете, — спрашиваю я, — или выдают?
— Всё выдают, гражданин начальник. Не обижаемся, — говорит он, выпуская кольца дыма. — Всё у нас казённое. Денег-то ни копейки на руки не получаем.
— А сидите-то давно? — интересуюсь я, чувствуя, что сердечко-то моё немного успокаивается.
— Первый срок ещё в тридцать четвёртом получил. На Казанском вокзале взяли, считай, ни за что. А потом добавили ещё два срока, — печально улыбнулся “генералиссимус”.
— А за что добавили? — я тоже закурил папироску и дрожь в руках унимаю.
— Сперва, — отвечает он, — за XVIII съезд, хотя вовсе и не я на нём выступал; а второй — за 22 июня сорок первого года. Жуков отвертелся, а мне на полную катушку влупили четвертной.
— Так, — говорю я, — хочу вас честно предупредить, гражданин Кураганян, что висит над вами и третий срок, если не вернёте часы, которые вам под расписку вручил товарищ Поскрёбышев перед отъездом в Ялту на конференцию.
— Нечего мне отдавать, начальник, — пожимает он плечами. — Не я в Ялту ездил.
— Не вы? — удивляюсь я. — А кто же?
— Абашидзе, — отвечает он. — Меня, правда, назначили. Врать не буду. И Александр Николаевич те часы мне под расписку передал. А потом говорит, мол, ты не поедешь. Абашидзе решили послать. И те рыжие часики отобрал. Можете у него проверить.
— А расписку он вам вернул?
— Смеётесь, начальник? — улыбается Кураганян. — Кто же в зоне позволит такую записку держать? У Поскрёбышева она осталась.
— Ладно, — говорю я, — пока идите. Если понадобитесь, я вас ещё вызову. А пока пришлите мне этого Абашидзе.
— Нам по зоне самостоятельно передвигаться не положено, — отвечает Кураганян с испугом в глазах. — Матрёну Ивановну позовите.
Я понял, что Матрёна Ивановна — это та тётка в белом халате. Дверь кабинета приоткрыл, а она на стульчике в коридоре сидит.