— Господи Боже! Это призрак или что? — воскликнул старый Хупер Гиллеспи, в новом костюме ставший несколько более презентабельным, несмотря на всклокоченные волосы. Тут он увидел Берри, и глаза его полезли на лоб. — Два призрака? Я что, сплю наяву?
— Не спите, — ответил Мэтью, сообразив, что призрак Устричного острова стоит за несколько футов от него. По случаю прибытия в Нью-Йорк Зед побрился, а так как в рейсе он работал за троих и ел тоже за троих, то выглядел таким же могучим великаном, как раньше. — Мы с мисс Григсби рады прибыть домой.
— А где вас носило? Тут все с ума посходили, пытаясь понять!
— Да, естественно. — Мэтью улыбнулся, сощурился на солнце, почесал бороду, которая вскоре исчезнет под взмахами новой бритвы.
— Мы, можно сказать, были в раю — как представляет его себе некий джентльмен.
— Чё? Смысла даже на куриную голову не хватит! Ты старого Хупера подъелдыкиваешь, да? Ну точно, подъелдыкиваешь!
— Это типичный житель Нью-Йорка? — спросил Фалько с трубкой в зубах, пододвигаясь ближе к Мэтью.
— Нет, — признался Мэтью. — Он куда разумнее большинства.
Надежную и легкую «Летунью» повели в гавань. Мэтью ощущал земные ароматы весны. Воздух был теплый и свежий, холмы Нью-Джерси к северу от города окрасились в белое, фиолетовое, розовое и зеленое — обзавелись новыми бутонами и свежей листвой. К тому моменту, когда корабль ввели в гавань, причалили и привязали, Хупер Гиллеспи уже всем, похоже, рассказал о прибытии Мэтью и Берри — поскольку на причале собралась приличного размера толпа, и народ продолжал прибывать. Конечно, при появлении большого корабля всегда собиралась толпа уличных музыкантов, лицедеев и разносчиков, но было ясно, что сегодня народ сюда привлекли имена Корбетта и Григсби.
Опустили сходни. Мэтью решил, что он запросто может по ним сойти, потому что у него остался только один наряд, да и то сильно поношенный.
— Господи Иисусе! — раздался голос из толпы. Знакомый голос, обычно донимающий Мэтью сварливым брюзжанием и бесконечными вопросами о его расследованиях. — Берри! Девочка моя! Пропустите! Пропустите, пожалуйста!
И луннолицый, круглый, приземистый, очкастый Мармадьюк Григсби где силой, где ловкостью, где уговорами пробился вперед. При виде спускающейся по сходням внучки слезы выступили у него на глазах и потекли по щекам, и в этот самый радостный день своей жизни он казался самым несчастным человеком в мире.
Когда Мармадьюк бросился к Берри с сокрушительными объятиями, они оба покачнулись от этого неистового порыва и едва не отправились за борт, но Мэтью удержал их, не дав свалиться с причала.