— Все так думают? — задал Хименс вопрос и обвел сотрудников тяжелым взглядом.
«Все, все, — раздалось вокруг него. — Бог нас простит, — добавила миссис Клементс. — Мы потом будем неделю замаливать наши грехи, — поддержала ее миссис Боумэн».
С минуту профессор колебался, потом набрал какой‑то номер, и тут же на экране тевида возникло спокойное, задумчивое, одухотворенное лицо дона Дженовази. Тот, было похоже, дописывал как раз последнюю строфу своего задушевного стихотворения, отложил ручку, перевернул лист бумаги — многие поэты не любят, когда кто‑то читает их незавершенное и еще не отшлифованное творение — поднял на экран чуть подернутые дымкой, а то и пылью, вылетевшей из‑под копыт его Пегаса, умные и чистые, как у младенца, глаза и сказал:
— О, профессор Хименс! Я узнал, как ловить уходящие тени потускневшего дня. Я все шел, и дрожали ступени под ногой у меня!
Он, видимо, находясь еще в каком‑то поэтическом трансе, продолжал декламировать не то свои стихи, не то у кого‑то позаимствованные.
— Дон Дженовази, вся надежда на вас, — кашлянул Хименс. — Вы догадываетесь, о чем я говорю?…
— Струны порваны! Песня умолкла теперь! Все слова мы до битвы сказали!.. Занятный парень, занятный! Я слежу за передачей.
— Нам предлагал свою помощь Гуань Бан, но, понимаете, эти «мясники» все могут испортить, — Хименс блефовал, рассчитывая на взаимную неприязнь и вечную конкуренцию кланов мафии «Коза ностра» и китайских «Триад», враждующих между собой. То верх берет «Коза ностра», то «Триады».
— Снова ожил дракон, издыхающий зверь? И мечи вместо струн зазвучали? Но там же, дон Хименс, три десятка черных птиц, черных ястребов. Они же заклюют моих птенцов!
— Мы могли бы прилично заплатить вам, дон Дженовази. Фирма располагает уже солидным капиталом…
— Заплатить мне, дон Хименс! Мне? — переспросил дон Дженовази, и его лицо начало наливаться кровью, как во время удушья, но потом разразился гомерическим хохотом. — Ско… Сколько?… Дон Хименс?… Двести тысяч?… Триста?…
Он долго еще смеялся, затем вытирал платочком слезы, смотрел на мокрые пятна на листах бумаги, перекладывая их подальше от своих глаз.
— Руку протянем друг другу, профессор. Руку братства, свободы и помощи… Но туда же очень долго лететь, можно по пути и крылышки опалить. Солнце вон в небе, печет и печет, и жажда нас мучит, и блеск золота куда‑то влечет.
— Мы могли бы их перебросить к самому куполу…
— Воздушный дворец, профессор! Дворец! — перебил его дон Дженовази. — Мне нужно еще подыскать одну рифму, а то и две. И выбрать правильный трехсложный или двухсложный размер. Возможно, я остановлюсь на дактиле… Нет, скорее всего, лучше подойдет хорей… Я вам позвоню сам, минут через десять.