Они забрали себе лазерную пилу и начали пилить красную голову, последнюю и самую ценную часть «Вдовушки», пилить ее посредине, по перемычке буквы «А», нарисованной черной краской на поверхности металла.
Разделив ее, роботы разнесли эти части на концы платформы, окутали их толстыми свинцовыми одеялами, запеленали нежно, как тех младенцев, а потом уже поверху стали опять пилить каждую часть на более мелкие, и снова заворачивать куски в толстые свинцовые одеяла, скатывая с них небольшие шарики.
— Что они делают, мистер Хименс? — спросила миссис Патриция Мун, уже успокоившись, так как главная отвратительная картина уничтожения бедной «Вдовушки» осталась позади.
— Это как в цирке, миссис Мун, — брякнул Химене. — Они разрезали ее голову на части, а теперь уничтожат и их.
— О, боже! Перри! Перри! Вы такое говорите! — завопила миссис Патриция.
— Извиняюсь, миссис… Не так выразился, — крякнул профессор, получив под бок пинок от Эхины. — Они из одной головы нашей «Вдовушки» сделают сотни две новых, но чуть поменьше, и занесут их потом вон в тот огромный шар с трубой… Они упрятали ее в свинцовые шары…
— Вы так непонятно мне объясняете, Хименс… И как ваши студенты…
— Мама!.. — перебил ее Ленг Мун.
— В тех шариках упрятан мозг «Вдовушки», а точнее, дорогая миссис Патриция, ее душа, способная делиться ядерно…
— Ах, знаю, знаю! Это платина‑935!
— Вы почти угадали, миссис Мун, — криво улыбнулся профессор. — Конечно, не платина‑935, а скорее бы — плутоний, а еще точнее — уран‑235. На клипсы он не годится, но тоже уникальный металл. А теперь, вы видите, дорогая миссис Патриция, они исчезают с этими частями головы «Вдовушки» в этом огромном свинцово‑вольфрамовом блоке, сомкнулись створки дверей, из трубы пошел светлый дымок. Это уже невинная и чистая душа нашей мученицы, пройдя там, внутри, ускоренный распад и полураспад, взлетает к небу, хе‑хе‑хе, прямо к господу в рай. Ее нрав, разрушительный и мятежный, изменен этими роботами‑палачами. Как говорят в таких случаях — приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
И Хименс, не удержавшись, находясь еще под впечатлением увиденной экзекуции, грубой, жестокой, рассмеялся громко и не совсем пристойно. Но ни Эхина, ни другие, его не осудили. Они и сами понимали состояние профессора, его переживания, и были не менее шокированы.
А светло‑синие роботы, то выходили из шара, забирали с собой новые куски головы казненной, то снова скрывались внутри, опуская тяжелую металлическую дверь; и опять из трубы, спустя некоторое время, подымался прозрачный нейтральный дымок, унося душу «Вдовушки» куда‑то в рай, а может быть, и в ад. И когда были таким образом уничтожены все кусочки, красные роботы упаковали шар в ящик, погрузили на машину, и его, в сопровождении тех же полицейских и военных джипов, отвезли в тот же крематорий и сунули в ту же печь. За этим ящиком, уже как последний аккорд похоронной симфонии, светло‑синие роботы сами легли в ящики, их тоже опломбировали, и тоже отвезли на тот же завод и сунули в ту же плавильную печь.