В начале августа настала пора ожидания сигнала к отправке. Каждый вечер кто-нибудь из трех командиров ехал на машине, предоставленной в наше распоряжение, в Севастополь, чтобы согласовать действия группы с советскими властями. И, разумеется, узнать, когда будет готова к отплытию подводная лодка.
Под вечер 4 августа, за три дня до отхода первой подводной лодки, в командирской комнате на вилле «Дельта» раздался продолжительный телефонный звонок. Я в это время проводил занятия с моей группой. Мне пришлось их прервать: Цвятко Радойнов, который снял трубку, послал за мной товарища.
— Ванко, с тобой хотят говорить товарищи из Москвы, — сказал он, когда я вошел.
Звонили из штаба бригады особого назначения. Мне приказали немедленно вернуться в Москву, взяв с собой четырех человек, говорящих на турецком языке. Дан боевой приказ — тут нельзя ни спорить, ни колебаться.
Я был несказанно огорчен. Подобное случалось со мной уже в третий раз. Первый раз Васил Коларов вернул меня с варненского берега, разлучив с Василом Каравасилевым, и я, вместо того чтобы принять участие в Сентябрьском восстании, отправился на выполнение другого задания; второй раз я попросился послать меня в Испанию вместе с другими болгарскими товарищами, я горел желанием сражаться на фронтах против Франко в рядах интернациональных бригад, а вынужден был сражаться на «невидимом фронте». И вот теперь… Я уже видел нашу подводную лодку, осмотрел ее, познакомился с командиром, будущим героем товарищем А. Девятко, обсудил с ним некоторые подробности высадки нашего десанта. Я уже сжился с мыслью о Болгарии так, что каждый день, каждый час, который отделял нас от момента отплытия, угнетал меня, я чувствовал, что выдержка начинает изменять мне, удивлялся рассеянности — ибо все мои чувства, все мои тревоги и радости, все мои помыслы и заботы были устремлены на запад, за синий горизонт моря, к родному берегу.
Мы собрались в командирской комнате, чтобы решить внезапно возникшие проблемы. Выбрали людей, которых мне следовало взять с собой в Москву (это были Янко Комитов, Тодор Фотакиев, Георгий Павлов-Гоню и Атанас Мискетов). Перераспределили всех людей — в две группы, и решили, что первую группу поведет Цвятко Радойнов: Христо Боев в тот момент был болен.
В Москву мы отправились той же ночью. По-братски простились с Цвятко Радойновым и Христо Боевым. Настроение у меня было подавленное. Однако я понимал: если штаб бригады приказывает, значит, для этого, наверное, имеются достаточно серьезные основания. И все же, все же…