А если и не с Мустафой, то с Шиахан-беем в самом Кутали. Джек желал бы увидеть этих трех турок в такой последовательности, идя вдоль побережья от Мизентерона Исмаила к Карии Мустафы, мимо Марги и ее французов к Кутали, соответственно, затратив наименьшее возможное время на предварительные переговоры.
Но с такой деликатной миссией как эта, он, конечно, не собирался позволить себе беспокоиться о мелочах, и если его туркам не посчастливилось оказаться дома, когда «Сюрприз» проплывал мимо, то Джек посетит их в другом порядке: в любом случае, он намеревался оказаться в море, далеко от берега, еще до вечера.
Вчерашние артиллерийские учения разочаровали его, и, хотя приподнятое настроение матросов после захвата приза и должно было что-то поделать с их преступным легкомыслием и небрежной стрельбой, верно и то, что они еще не вполне освоились с пушками фрегата.
Пара часов непрерывной практики, реальной практики, сотворит чудеса, даже если это означает сжигание значительного количества пороха, взятого с приза.
Поэтому Джека не сильно огорчило отсутствие Исмаила, но заинтриговало: в сложившихся обстоятельствах, когда пушки, которые он мог предоставить, весьма вероятно означали победу одной из трех сторон, Обри ожидал горячий прием - янычары играют турецкий марш, фейерверки, возможно, расстеленный восточный ковер. Является ли это напускным безразличием турецкой политики, обычным способом ведения дел на Востоке?
Он хотел было спросить профессора Грэхэма: но в начале дня, как только в восточной части неба вырисовались горы Эпира, профессор и доктор Мэтьюрин с помощью и под наблюдением Хани и Мейтленда (оба - помощники штурмана, крепкие юноши) забрались на грот-марс, чтобы оттуда обследовать родину античности.
Это не Аттика, даже не Беотия, но уже Греция, и бедные молодые люди моментально заскучали, просто невыносимо заскучали от бессчетных упоминаний Феопомпа и молоссов [32], Агафокла и молоссов, Фемистокла и молоссов, полного выступления Фемистокла, Акцийских игр и даже самого сражения при Акциуме, хотя ни Грэхэм, ни Мэтьюрин не могли вспомнить, какая из сторон обладала наветренным положением.
Их единственная отдушина от скуки пришла, когда Грэхэм, в пылу декламации (Плутарх о Пирре) чуть не провалился в собачий лаз, и когда их послали вниз за картами и азимутальным компасом, чтобы определить, какая из гор на горизонте скрывает Додону и её говорящий дуб - "Додона, молодые господа, которую Гомер описывает как прибежище селлов, спящих на земле и не моющих ног".
"Возможно, это Грэхэм", - подумал Джек, услышав, как кто-то говорит с часовым у дверей каюты. Но нет, это оказался Стивен, привлеченный разносящимся запахом кофе, и, возможно, немного уставший от цепкой, как у слона, памяти Грэхэма (который теперь терзал штурманских помощников Полибием, Дионисием Галикарнасским и Павсанием, всё на тему Пирра, родившегося и воспитывавшегося где-то в этих серо-голубых горах впереди).