За дверью стоит Ширков. И рядом с ним Надя Бульина. Это члены нашего постройкома. Ширков — председатель и поэтому сидит в кабинете. Иногда, впрочем, он появляется и на объектах. Однако делать ему там явно нечего, и он быстро уходит. Надя Бульина — штукатур. Она отвечает в постройкоме за какой- то сектор, но в кабинете не сидит, работает в бригаде, и, в общем, она неплохая девчонка. Ее знает вся стройка, и, кажется, уже не в первый раз ее выбирают в по- стройком.
— Здравствуй, удалец! — громко, немного скрипуче говорит Ширков.
— Здравствуйте,— отвечаю я. — Проходите.
Я ковыляю впереди, распахиваю дверь в комнату, пропускаю гостей.
Ширков проходит в дверь первый. Маленький, квадратный, он идет, как хозяин, как начальник.
Начальственность чувствуется в каждом его шаге, в каждом жесте. Надя проходит за ним. Она тоненькая, высокая, даже чуть-чуть выше меня и намного выше Ширкова. Наверняка она могла бы запросто, не поднимаясь на цыпочки, разглядеть во всех подробностях лысину Ширкова, если бы вдруг у нее появился к этому интерес. От этой мысли мне становится смешно, и я
задерживаюсь в коридоре, чтобы согнать с лица непрошенную улыбку.
И Ширкова и Надю дождь слегка прихватил. На их одежде крупные расплывшиеся пятна дождевых капель.
Я сажусь на кровать, гости — на стулья возле нее, и Ширков бережно кладет на стол кулек, из которого выкатывается яблоко.
— Вот мы тут тебе принесли...
Я смущенно благодарю. Мне очень неловко. Когда я сам приношу гостинцы больным— это вроде в порядке вещей. А вот когда мне приносят — делается как-то не по себе.
Ширков неторопливо, по-хозяйски, оглядывает комнату, задерживаясь глазами на каждой вещи, как бы оценивая ее. Надя с жалостью смотрит на мой гипсовый сапог и тихонько спрашивает:
— Больно?
— Сейчас уже нет, — спокойно отвечаю я.
— Совсем не больно? — Надя явно удивлена.
— Совсем не больно, — подтверждаю я. — Только сильно наступать, конечно, нельзя, поворачивать
там и всякое такое. А если осторожно — ничуть не болит.
— Значит, перелом не очень большой?
. — Так себе... Средненький.
Я замечаю, что Ширков с. интересом прислушивается к нашему разговору. Когда я замолкаю, он четко, немного скрипуче спрашивает:
— Ну, а что врачи говорят? Работать-то будешь?
— А куда же денусь? — с улыбкой отвечаю я. Конечно, буду!
— Вообще-то, понятно, будешь, — соглашается Ширков. — А на высоте?
— И на высоте буду. — Я пожимаю плечами. —Заживет же нога!
— Да по-разному заживает. — Ширков задумчиво чешет затылок.
— Бывает, после такой заживки профессию приходится менять.
— Обойдется!