-- Совершенно случайно, не обещали, -- хмыкнул Дрэйк. -- И вообще, бить командира, это грубое нарушение субординации, дисциплины и считается бунтом.
-- Ничего, мы без свидетелей тебя бить будем, -- ответил я. Зевнул, потянулся. -- Садист ты, Дрэйк. Сколько сейчас времени? Часов шесть-семь утра? Спать хочу...
-- Обойдёшься, -- лингвист тёмной академии хищно прищурился. -- У вас обоих куча дел, студенты. Так что хватит предаваться моральному разврату. Не можете сами себя взять в руки -- я возьму вас за шкирки, как котят.
-- Пошёл ты к чёрту, Дрэйк, -- не сразу понял, что слова прозвучали в моём исполнении.
Повисла тишина. Ухмылка сошла с лица командира.
-- Что? -- недоверчиво уточнил он.
-- В зад к инферналам наведайся, -- услужливо уточнил Ван. -- Малыш, спи в наушниках. Или просто музыку вруби. Погромче.
Оставив растерянного Призрака одного, мы снова разбрелись по своим комнатам. Но через час ко мне завалился приведший себя в порядок Ван. Сел на диван, где я продолжал лежать с ноутом на животе. Впрочем, я за это время тоже успел умыться и одеться. Тв-тюнер валялся под диваном.
Помолчав пару минут, брат со вздохом спросил:
-- Ну что, командир своего добился?
-- Ага, -- кивнул я, просматривая скан книги, сделанный двойняшками. -- Звони Кордану, пусть начинает думать над политикой преподнесения массам стратегически важной информации.
Ван достал из кармана сотовый, набрал номер...
Вечером того же дня мы почему-то оказались в ночном клубе...
Ночь со среды на четверг. Выступали Денис с Ариной.
Веселились двойняшки, отрываясь за всё прошедшее время. Ван, Киса, Сказочник, даже Глюк. Я сегодня впервые увидел лицо, а не маску ЭйнШтейна. Сонный, худой, бледный пилот "Межвременья", программист, Призрак и напарник Белого Лиса. Никто не увидел, но я узнал сразу, по тусклому, безнадёжному взгляду, по бледности, переходящей в серость, по скупым движениям и постоянной усталости -- лейкемия. Основным, конечно, стали не эти признаки. Больные этой дрянью имею специфический запах, который ни с чем не спутать. Люди обычно не чувствуют таких вещей. Да и тёмные тоже далеко не все. Я спрашивал...
Стало понятно, почему он избегал личных встреч. Вовсе не по тем выдуманным несерьёзным причинам, которыми постоянно отговаривался. Сколько ему осталось? Полгода, год? И повторится история Мимира. Только у Мимира был редкий порок сердца... а у Штейна... другая смертельная зараза.
Надо сказать Дрэйку. А лучше -- Деймосу. Нельзя, чтобы он умер в рейде. Хотя, какое право я имею лишать человека последнего, что у него осталось от смысла этой жизни?