- Нестеренко!
Вахмистр мгновенно вытянулся.
- Передай Задорожному и Крымову, чтобы удвоили караулы. Смена часовых каждые два часа. И обоих пригласи ко мне... К одиннадцати. Понятно?
- Так точно, господин полковник.
Вместо привычного "исполняй" Вышеславцев брезгливо повел кистью руки, и Нестеренко кубарем выкатился за порог.
- Строги вы, - улыбнулась Настя, ловко переворачивая на сковородке очередной блин.
- Это не строгость - дисциплина, - сказал Вышеславцев, с удовольствием рассматривая хозяйку - крепкие, стройные ноги, бедра, изгиб шеи, руки... Руки составляли как бы отдельную часть тела. Они двигались легко и свободно, как у Феди, но в движении начисто отсутствовала его услужливость, которая иногда приводила Вышеславцева и бешенство, поэтому наблюдать за работой Настиных рук было радостно и... страшно - к ним тянуло.
- Сегодня праздник, можно и без дисциплины.- Настя полезла в шкафчик, вытащила и поставила на стол бутылку николаевской водки. - Вот, берегла, сказала смущенно, быстро проглатывая слова. - К празднику берегла.
Полковник недоверчиво повертел в руках бутылку - царский все-таки налиток! - хотел было отказаться, но, сообразив, что жест этот будет истолкован превратно
от чистого сердца ведь предлагают, - открыл и налил себе полстакана.
- За ваше здоровье!
- Спасибо.
Но он так и не выпил. Остановился на полдвижении
поставил стакан на стол и снова взялся за бутылку.
- Прошу вас... Выпейте со мной! - Голос дрогнул, глаза смотрели с непривычной нежностью. - Я даже не помню, когда последний раз пил с женщиной.
- Хорошо, - чуть слышно произнесла Настя, одарив его светлой улыбкой.
Они выпили. Вышеславцев потянулся за грибком, закусил. Настя торопливо отошла к печке, чтобы продолжить свои хозяйственные дела. И он, и она молчали. И обоих долго не покидало чувство, что совершили они тайный и великий грех.
Неловкое молчание нарушил свалившийся с печки дед. Охая и постанывая, потирая ушибленное плечо, с трудом поднялся (все попытки Насти помочь ему пресек в корне, крикнув: "Не мешайся! Сам!") и, не обращая внимания на полковника, которому, правда, уже был представлен, уставился белесыми, давно плохо видевшими
глазами на роскошный стол.
- Праздник, что ль?
- Масленица! - рассмеялся Вышеславцев.
- Масленица? - Дед подтянул штаны. - Надо
отметить.... Настя!
- Чего тебе?
- Одеваться!
Настя бросила на полковника испуганный, виноватый взгляд.
- Вы не против, Владимир Николаевич?
- Старость надо уважать!., - не зная, что ответить
сказал Вышеславцев.
Минут через десять из-за занавески в старенькой, застиранной до белесого цвета рубашке "времен Очакова и покорения Крыма" довольно бодро выкатился дед. На груди - два "георгия", третьей и четвертой степени.