К декабрю она уже могла гулять по заснеженным полям. Ее силы окрепли с наступлением холодов.
— Жара — твой естественный враг, — посоветовал Коттон Тафтс, — ты должна бежать от нее, как черт от ладана!
— Нет, кузен Коттон, как может бегать черт в моем возрасте, мне ведь пятьдесят четыре года.
Ферма утопала в снегу. Абигейл спала под теплым одеялом, днем ее навещали немногие родственники и друзья — президент университета Гарварда и вице-губернатор Массачусетса. От преподобного мистера Пибоди приходили письма, в которых сообщалось, что оба сына Нэб учатся хорошо. От Чарли не было известий; она собиралась осведомиться о нем, но мысли устремлялись в другом направлении. Абигейл беспокоилась за Томми, которому уже давно следовало быть в Соединенных Штатах, тревожилась за жену Джонни Луизу, находившуюся в Берлине; у нее, бедной, уже было два выкидыша. Джон писал о Нэб:
«Генерал-лейтенант и генерал-майоры рекомендовали полковника Смита на пост командующего полком. Это понижение для него, на что я не мог согласиться бы без его согласия. Я написал ему, рассчитывая, что он откажется от такого назначения. Но его гордыня подавлена в такой степени, что он дал согласие на назначение… Под командованием лиц, в прошлом равных с ним и даже ниже его, его положение будет незавидным. Счастливый Вашингтон! Ему повезло, у него нет детей! Мои дети причиняют мне больше боли, чем все мои враги».
Эта фраза приковала взор Абигейл. Если бы Джон сказал: «Мой ребенок причиняет мне больше боли», то это могло относиться только к полковнику Смиту. Но Джон употребил множественное число. Блестящая деятельность Джона Куинси была предметом семейной гордости, хорошо проявил себя Томми, значит, фраза Джона подразумевала Чарли.
«Какая я глупая, — думала она, — до меня не дошло, что Джон знал о сильной тяге Чарли к выпивке. В конце концов, мой муж — президент Соединенных Штатов. У него бесчисленные контакты. Вероятно, он скрывает больше от меня, чем я от него. Ныне же все это стало предметом гласности. Мы должны что-то сделать. Мы должны поступить так, чтобы Чарли и Салли жили с нами в Филадельфии. Джон может назначить его своим секретарем, своим юридическим советником. Никто не станет возражать, если Чарли будет получать оплату не из государственных средств».
Что случилось с ее смешливым мальчиком? Никто, кроме Джонатана Сиуолла — мир праху его, — не любил так смешить, как Чарли. Неужели те, кто смеется первым, первыми же и плачут, неужели смешливые и веселые должны первыми узнать, что жизнь — злая шутка и они ее жертвы, быть может, их смех вызван страхом и опасением, проникшими в их сердце и рассудок, подобно вандалам?