Средоточие сторонников Франции в Бостоне позволяло Абигейл следить за ходом событий. В Париже происходили бунты перед продовольственными лавками, и это вынуждало торговцев снижать цены на ром, кофе и сахар.
Грабежи в провинции стали обычным явлением. Вооруженные вилами и мушкетами толпы перехватывали барки с зерном и растаскивали его. В провинциальных городах работные люди маршировали под знаменами, требуя снизить цены на яйца, масло, крупы, дрова и уголь. Сопротивлявшихся торговцев расстреливали. В Париже подвергся штурму дворец Тюильри, швейцарская охрана истреблена; Лафайет, потерявший свое влияние вследствие усиления власти якобинцев, бежал из страны и попал в плен к австрийцам. Хотя предстояли новые выборы и созванный Национальный конвент ввел всеобщее голосование, такое право не распространялось на сторонников королевской власти; их бросали в тюрьмы, а затем без суда казнили. Как предсказывал Джон, во Франции рухнули право и государственное управление. Революции предстояло еще пройти долгую, кровавую дорогу.
Абигейл беседовала мало, ибо большинство ее давних друзей радовались сообщениям об убийствах роялистов, исходя из посылки, что это приближает Францию к республике. Ее сердце было охвачено скорбью за французский народ, который она узнала и полюбила.
Ее удерживало дома желание избавиться от лихорадки, от которой страдала три зимы подряд. Вылечиться помогло неожиданное возвращение в феврале в Нью-Йорк Нэб и полковника Смита. Полковник добился умопомрачительного успеха, продавая нью-йоркские земельные участки, и приехал домой с большим состоянием. Он купил Нэб карету и четверку лошадей; по сообщению Джона, он хвастался каждому встречному своим огромным богатством.
Джон спрашивал в письме: не разумно ли забрать мебель и заблаговременно отправить домой до его приезда в следующем месяце. У Абигейл возникла мысль. Она написала Нэб: если полковнику безразлично, в каком городе вести свой бизнес, то почему бы не заниматься им в Филадельфии? Полковник говорил о покупке большого поместья. Если он приобретет или арендует поместье в Филадельфии, то Абигейл и Джон могли бы жить у них несколько месяцев во время сессии Конгресса, пользоваться своей мебелью и оплачивать свою долю расходов. Не считает ли Нэб, что было бы прекрасным для семьи находиться в полном сборе какую-то часть года?
Нэб, бесспорно, хотела этого. Но полковник думал иначе. Он хотел жить в Нью-Йорке на своем участке. Он намерен построить некое подобие поместья Вашингтона Маунт-Вернон.
Джон принес присягу как вице-президент 4 марта 1793 года. Все нападки на него прекратились. Лидеры двух партий Томас Джефферсон и Александр Гамильтон стали антагонистами, и партийная печать клеймила противников в самых резких и крикливых выражениях. Ссоры между государственным секретарем Джефферсоном и казначеем Гамильтоном вызывались отчасти личной неприязнью, отчасти политическими разногласиями. Острота раздора была такой, что президент Вашингтон, за чью благосклонность они сражались, заявил, что их стычки расшатывают федеральное правительство. Он требовал от них «взаимной уступчивости», добавляя, что «человечество не может думать однообразно», и советовал всем официальным лицам республики сглаживать разногласия между собой ради общей цели.