— Как же ты успел, Петрович? — удивлялся Семеновский, в кабинете которого шла беседа со стариком.— Палили ведь тогда из всех стволов. Отчаянные у Яковлева бандюги собрались.
— Я и к самогону приложился, Николаич. Ты в соседней комнате «скорую» вызывал, а мы с Василием Даниловичем Житецким живых бандюг повязали, лицом к полу уложили и тяпнули по стопарю. Житецкий к коньяку потянулся, а я ему на самогон показал: попробуй. Про Вити-титин самогон у воров легенды ходили. И правда, что тебе живая вода. Мы даже раненому Прибылеву влили. Я думаю, он потому и живым остался.
Панин не позвонил старику с самого начала только потому, что во времена Плотникова ни о каких доморощенных рэкетирах и слуху не было. Трудно было ожидать от него совета в таком деле. Но теперь, когда розыск буксовал, капитан был готов зацепиться за соломинку. «Человек по кличке Сурик мог ведь раньше, во времена Плотникова, заниматься и другими делами?» — думал Панин, подсознательно игнорируя заявление Печатниковой о том, что у рэкетиров, угрожающих Орешникову, были молодые голоса.
— Вас слушают,— отозвался Плотников, сняв трубку. Последние годы баритон Глеба Петровича превратился в дребезжащий тенорок.
— Как жизнь, Петрович? — спросил Панин.
— Жив, и то слава Богу,— отозвался старик.— А кто это говорит? Ты, Санек?
— Я, Глеб Петрович.
— Давно ты мне не звонил. Когда майорские звездочки пропивать будем?
— Как бы капитанские сохранить!
— Чего, чего? — переспросил Плотников.
— Сохранить бы капитанские,— повторил Панин.
— Все лихачишь? — старик хорошо знал об автомобильных проблемах Панина и осуждал его пристрастие к быстрой езде. «Мы-то все больше ножками, ножками,— любил говорить старик.— Недаром нашего брата топтунами звали».
— Ты чего звонишь? По делу или о здоровье справиться?
— По делу.
Старик не любил, когда с ним лукавили. А Панин был его учеником.
— Ну валяй, докладывай дело.
— Дело-то длинное,— сказал Панин.— Я заеду, подробно доложу. А пока скажите — кличка Сурик никогда не всплывала?
— Какая? — переспросил Глеб Петрович.— Шурик?
— Сурик,— повторил капитан громче, а сам подумал вдруг: «А если и вправду — Шурик?! Может, Печатникова плохо расслышала? Или говоривший шепелявил!» Ему стало даже жарко от такой догадки. Захотелось бросить трубку и тут же позвонить Печатниковой, запросить в картотеке данные на людей с кличкой Шурик. Но обижать старика было нельзя, и Панин слушал, как Платонов повторяет, словно пробуя слово на вкус: «Сурик, Сурик…»
— Был у меня Сурик. Но этот не про вашу честь. Вызвали его свои же на правеж на Смоленское кладбище. Там и кокнули. В октябре шестидесятого.